Анна Каренина. Коллекционное иллюстрированное издание. Лев Толстой

Дмитрич презирает и ненавидит город и нас, горожан, – сказала графиня Нордстон.

      – Должно быть, мои слова на вас сильно действуют, что вы их так помните, – сказал Левин и, вспомнив, что он уже сказал это прежде, покраснел.

      Вронский взглянул на Левина и графиню Нордстон и улыбнулся.

      – А вы всегда в деревне? – спросил он. – Я думаю, зимой скучно?

      – Не скучно, если есть занятия, да и с самим собой не скучно, – резко ответил Левин.

      – Я люблю деревню, – сказал Вронский, замечая и делая вид, что не замечает тона Левина.

      – Но надеюсь, граф, что вы бы не согласились жить всегда в деревне, – сказала графиня Нордстон.

      – Не знаю, я не пробовал подолгу. Я испытывал странное чувство, – продолжал он. – Я нигде так не скучал по деревне, русской деревне, с лаптями и мужиками, как прожив с матушкой зиму в Ницце. Ницца сама по себе скучна, вы знаете. Да и Неаполь, Сорренто хорошо только на короткое время. И именно там особенно живо вспоминается Россия, и именно деревня… Они точно как…

      Он говорил, обращаясь и к Кити и к Левину и переводя с одного на другого свой спокойный и дружелюбный взгляд, – говорил, очевидно, что приходило в голову.

      Заметив, что графиня Нордстон хотела что-то сказать, он остановился, не досказав начатого, и стал внимательно слушать ее.

      Разговор не умолкал ни на минуту, так что старой княгине, всегда имевшей про запас, на случай неимения темы, два тяжелые орудия: – классическое и реальное образование и общую воинскую повинность, не пришлось выдвигать их, а графине Нордстон не пришлось подразнить Левина.

      Левин хотел и не мог вступить в общий разговор; ежеминутно говоря себе: – «теперь уйти», он не уходил, чего-то дожидаясь.

      Разговор зашел о вертящихся столах и духах, и графиня Нордстон, верившая в спиритизм, стала рассказывать чудеса, которые она видела.

      – Ах, графиня, непременно свезите, ради бога, свезите меня к ним! Я никогда ничего не видал необыкновенного, хотя везде отыскиваю, – улыбаясь, сказал Вронский.

      – Хорошо, в будущую субботу, – отвечала графиня Нордстон. – Но вы, Константин Дмитрич, верите? – спросила она Левина.

      – Зачем вы меня спрашиваете? Ведь вы знаете, что я скажу.

      – Но я хочу слышать ваше мнение.

      – Мое мнение только то, – отвечал Левин, – что эти вертящиеся столы доказывают, что так называемое образованное общество не выше мужиков. Они верят в глаз, и в порчу, и в привороты, а мы…

      – Что ж, вы не верите?

      – Не могу верить, графиня.

      – Но если я сама видела?

      – И бабы рассказывают, как они сами видели домовых.

      – Так вы думаете, что я говорю неправду?

      И она невесело засмеялась.

      – Да нет, Маша, Константин Дмитрич говорит, что он не может верить, – сказала Кити, краснея за Левина, и Левин понял это и, еще более раздражившись, хотел отвечать, но Вронский со своею открытою веселою улыбкой сейчас же пришел на помощь