Анна Каренина. Коллекционное иллюстрированное издание. Лев Толстой

хочу говорить, и к тому же объяснить всего нельзя, – сказал Степан Аркадьич. – Так ты зачем же приехал в Москву?.. Эй, принимай! – крикнул он татарину.

      – Ты догадываешься? – отвечал Левин, не спуская со Степана Аркадьича своих в глубине светящихся глаз.

      – Догадываюсь, но не могу начать говорить об этом. Уж по этому ты можешь видеть, верно или не верно я догадываюсь, – сказал Степан Аркадьич, с тонкою улыбкой глядя на Левина.

      – Ну что же ты скажешь мне? – сказал Левин дрожащим голосом и чувствуя, что на лице его дрожат все мускулы. – Как ты смотришь на это?

      Степан Аркадьич медленно выпил свой стакан шабли, не спуская глаз с Левина.

      – Я? – сказал Степан Аркадьич, – я ничего так не желал бы, как этого, ничего. Это лучшее, что могло бы быть.

      – Но ты не ошибаешься? Ты знаешь, о чем мы говорим? – проговорил Левин, впиваясь глазами в своего собеседника. – Ты думаешь, что это возможно?

      – Думаю, что возможно. Отчего же невозможно?

      – Нет, ты точно думаешь, что это возможно? Нет, ты скажи все, что ты думаешь! Ну, а если, если меня ждет отказ?.. И я даже уверен…

      – Отчего же ты это думаешь? – улыбаясь на его волнение, сказал Степан Аркадьич.

      – Так мне иногда кажется. Ведь это будет ужасно и для меня и для нее.

      – Ну, во всяком случае для девушки тут ничего ужасного нет. Всякая девушка гордится предложением.

      – Да, всякая девушка, но не она.

      Степан Аркадьич улыбнулся. Он так знал это чувство Левина, знал, что для него все девушки в мире разделяются на два сорта: – один сорт – это все девушки в мире, кроме ее, и эти девушки имеют все человеческие слабости, и девушки очень обыкновенные; другой сорт – она одна, не имеющая никаких слабостей и превыше всего человеческого.

      – Постой, соуса возьми, – сказал он, удерживая руку Левина, который отталкивал от себя соус.

      Левин покорно положил себе соуса, но не дал есть Степану Аркадьичу.

      – Нет, ты постой, постой, – сказал он. – Ты пойми, что это для меня вопрос жизни и смерти. Я никогда ни с кем не говорил об этом. И ни с кем я не могу говорить об этом, как с тобою. Ведь вот мы с тобой по всему чужие: – другие вкусы, взгляды, все; но я знаю, что ты меня любишь и понимаешь, и от этого я тебя ужасно люблю Но, ради бога, будь вполне откровенен.

      – Я тебе говорю, что я думаю, – сказал Степан Аркадьич улыбаясь. – Но я тебе больше скажу: – моя жена – удивительнейшая женщина… – Степан Аркадьич вздохнул, вспомнив о своих отношениях с женою, и, помолчав с минуту, продолжал: – У нее есть дар предвидения. Она насквозь видит людей; но этого мало, – она знает, что будет, особенно по части браков. Она, например, предсказала, что Шаховская выйдет за Брентельна. Никто этому верить не хотел, а так вышло. И она – на твоей стороне.

      – То есть как?

      – Так, что она мало того что любит тебя, – она говорит, что Кити будет твоею женой непременно.

      При этих словах лицо Левина вдруг просияло улыбкой, тою, которая близка к слезам умиления.

      – Она это говорит! – вскрикнул Левин. – Я всегда говорил, что она прелесть,