Кроваво-красные бисквиты. Лев Брусилов

что Джузеппе Джотто доставлен и ожидает в коридоре.

      – Ну а чего ожидать, давай его сюда, время позднее, а разговор у нас будет длинный.

      Джотто, мужчина средних лет и среднего же роста, черноволосый, с круглым привлекательным лицом, на котором красовались небольшие, тщательно ухоженные усики, вошел в кабинет начальника сыскной полиции и остановился у порога. Встретившись глазами с Фомой Фомичом, он улыбнулся, обнажая ровные зубы. Фон Шпинне улыбнулся в ответ:

      – Синьор Джотто?

      – Да, это я! – с легким акцентом ответил вошедший и немного наклонил голову вперед.

      – Прошу вас, проходите, присаживайтесь. Вот на этот стул.

      Пока кондитер не спеша садился, начальник сыскной наблюдал за ним. Одет безукоризненно: пиджачная пара в светло-коричневую, среднего размера клетку, коричневый жилет, ослепительно-белая рубаха, на шее в тон жилету шелковый платок. Шляпа, которую он, войдя в кабинет, предупредительно снял, тоже коричневая, с широкой, того же цвета атласной лентой. Джотто вел себя спокойно. Его движения были размеренны и точны, никакой указывающей на волнение суеты. Он выглядел как человек, совесть которого чиста, а душа непорочна.

      Фома Фомич верил, что самое первое впечатление о человеке важно, поэтому рассматривал итальянца со всей внимательностью. То, что Джотто вел себя спокойно, еще не говорило о его невиновности. Напротив, подсказывало начальнику сыскной, что перед ним тертый калач. Невиновный ведет себя иначе, невиновный нервничает, возмущается, пытается задавать вопросы, словом, ведет себя так, как должен вести обычный человек, которого ни с того ни с сего хватают и доставляют в полицию. А когда он спокоен, вот тогда и стоит задуматься, кто перед тобой сидит и так ли он невиновен.

      Кондитер, чуть поддернув впереди брюки, чтобы не вытягивались колени, сел и, закинув ногу на ногу, вопросительно и даже с некоторым вызовом уставился на Фому Фомича.

      – Вы уж извините, синьор Джотто, что пришлось вас побеспокоить. Я пригласил вас потому, что у меня к вам возникло несколько совершенно неотложных вопросов. Это касается отравлений мещанки Селиной и господина Скворчанского…

      После произнесенного фон Шпинне слова «пригласил» на лице кондитера появилась едва заметная ехидная улыбка.

      – А разве этим делом занимается не следователь Алтуфьев? – спросил кондитер, обнаруживая для человека, которого ни разу не вызывали в следственную управу, довольно неплохую осведомленность.

      – Да, вы правы, – кивнул фон Шпинне, – он занимается этим делом, как и делом об отравлении нищего, которое случилось в прошлое воскресенье на паперти Покровской церкви… Вы слышали?

      – Краем уха.

      – Так вот, этими тремя отравлениями, как вы справедливо заметили, занимается следователь Алтуфьев. Меня же просто попросили ему помочь. Рук не хватает. Но это вам неинтересная лирика. Давайте, чтобы не терять зря время, займемся делом.

      – Давайте, – согласился Джотто и прихлопнул ладонями.

      – Я здесь ознакомился