Терновый Король. Грегори Киз

зажгла еще одну свечу, стоявшую на письменном столе. Теперь, когда освещение стало более ярким, истинный возраст нехотя выдал себя. Стали видны лучики морщин, прорезавшие кожу под глазами, глубокие складки, избороздившие лоб, дряблая шея.

      Огонек свечи выхватил из темноты и уголок комнаты Мюриель. На стене висел портрет отца королевы. Взгляд его, хотя и суровый, благодаря мастерству живописца лучился добротой, которая отнюдь не была присуща этому человеку при жизни.

      Эррен зажгла третью свечу, и из мрака выступили кушетка, швейный столик и край кровати Мюриель. Не пышное ложе, которое она разделяла с королем, – то стояло в супружеской опочивальне, – но ее собственная кровать, сделанная из белого кедра, растущего в горах на островах Святого Лира. На шелковом белом покрывале красовались серебряные звезды. На этой кровати королева спала с детства и сейчас вновь проводила на ней ночи – в одиночестве и тревожных сновидениях.

      Четвертая свеча окончательно разогнала мрак и заставила тени притаиться в дальних углах комнаты.

      – Сколько тебе лет, Эррен? – неожиданно спросила Мюриель. – Я никогда не знала точно.

      Эррен насмешливо вскинула голову.

      – Как любезно с твоей стороны задать мне подобный вопрос. Может, еще спросишь, сколько у меня детей?

      – Я знаю тебя с тех пор, как ты окончила обучение в монастыре. Мне было тогда восемь. А тебе?

      – Как раз исполнилось двадцать. Можешь сама подсчитать, сколько мне теперь.

      – Мне тридцать восемь, значит, тебе уже пятьдесят, – подытожила королева.

      – Ты хорошо считаешь, – кивнула головой Эррен.

      – Ты выглядишь намного моложе. – Эррен пожала плечами.

      – К женщине, которая никогда не была особенно хороша собой, годы снисходительнее, чем к красавице.

      Мюриель слегка нахмурилась.

      – Я никогда не считала тебя дурнушкой.

      – Судя по всему, ты не слишком разбираешься в женской красоте, – усмехнулась Эррен. – По крайней мере, ты постоянно твердишь, что не считаешь красавицей себя. Однако с тех пор, как тебе минуло тринадцать, по миру идет слава о твоей непревзойденной красоте. Не представляю, как тебе удается оставаться столь скромной среди всеобщего восхищения. Разве это возможно?

      Красиво изогнутые губы Мюриель тронула лукавая улыбка.

      – Невозможно, кузина, и ты сама это прекрасно знаешь, – откликнулась она. – Зато вполне возможно изобразить из себя скромницу. А если притворяться слишком долго и убедительно, в один прекрасный день притворство может стать твоей второй натурой. Впрочем, годы тоже приходят на помощь в борьбе с гордыней. Ты сама только что сказала, что они похищают красоту, и с течением времени скромность показная волей-неволей уступает место скромности истинной.

      – Прошу меня извинить, ваше величество, и вы, леди Эррен, – раздался робкий голосок из-за скрытых занавесом дверей. То была Унна, горничная королевы, маленькая девочка с волосами медового оттенка. – Я принесла вино.

      – Поставь