Напёрсток. Антон Болдаков

злое дело».

      "Смерть Робин Гуда" (Перевод М. Гершензона)

      Пропела Виктория, что помешивала кофе. Милалика посмотрела на неё и покачала головой.

      Но сказать ничего не успела – в дверях кухни появился Эйнджел Снарк-Младший.

      Это был молодой юноша, лет шестнадцати – в этом доме он был самым молодым – Милалике было двадцать два года, а Виктории – восемнадцать лет. Однако рост и телосложение Эйнджела больше подошли бы взрослому мужчине, на самом пике развития физической формы. Причём длинные ноги, руки и несообразно развитая грудная клетка выдавали в Снарке опытного пловца и профессионального ныряльщика. Так же его мускулатура состояла не из толстых и жирных мышц, а из тощих, но тугих жил – как у профессионального кузнеца.

      Серые волосы Снарка были, как обычно, очень коротко подстрижены, а его тёмно-зелёные глаза светились от какой-то внутренней силы. Милалика сильно подозревала, что Снарк умеет своими глазами видеть больше, чем многие люди.

      Лицо Снарка нельзя было назвать красивым, но и уродливым – тоже. Причём Милалика и Виктория уже успели понять – Снарк пошёл лицом в свою мать, и совсем чуть-чуть – в отца. Для этого девушкам пришлось пересмотреть кучу портретов и фотографий, что были в доме Снарка. Виктория, как более сведущая в истории США, рассказала Милалике, что Снарк – сын женщины из Флориды, а это значит что в его жилах могла течь смесь испанской и французских кровей.

      Однако Милалика была с этим несогласная – её «чуйка» подсказывала ей, что Снарк из более древнего рода – в США, где перемешались представители почти всего мира, трудно было судить о ком то однозначно.

      Юноша принюхался, а затем открыл и закрыл рот, громко щёлкнув зубами – это у него уже была привычка, от которой он, скорее всего не мог избавиться.

      – Что это вы сейчас готовите? – проговорил он необычным, гулким и красивым голосом – голосом человека, у которого постоянные заплывы и ныряния хорошо развили лёгкие, а так-же научили контролировать голос, не хуже, чем оперного певца.

      – Мяса нажарила, – проворчала Милалика. – Уж извиняй, добрый человек, да только подъели мы у тебя и куров и рыбов. Так что надо бы закупаться свежатиной. А то завтра поди, будем лапу сосать, как твой медведь…

      – И будет счастье, коль свою сосать… – ввернула Виктория.

      Милалика ничего не поняла, но на всякий случай отвесила рыжей дуре – затрещину.

      – Сия проблема сложности не представляет, – Снарк хрустнул пальцами.– Как раз сегодня имел намеренье отправиться в город – нужно навестить некоторых пациентов, дабы проверить, как они там себя чувствуют.

      Пальцы рук у Снарка были, кстати, довольно необычные – каждая фаланга была чуть-чуть длиннее обычной – отчего пальцы напоминали паучьи лапки. Кроме того сразу от запястий тело Снарка украшали странные татуировки – красные линии, что переплетались без всякого складу и ладу, образуя таинственный и причудливый узор. Причём этот узор «расползался» по всему телу Снарка – Милалика не раз видела Снарка, когда тот возвращался, домой искупавшись, в