Ким Филби. Неизвестная история супершпиона КГБ. Откровения близкого друга и коллеги по МИ-6. Тим Милн

оказался в беде, обратился не к кому-нибудь, а именно к ней; и она не отвергла его.

      В тех случаях, когда я видел отца и сына вместе, их отношения всегда казались дружескими, ненатянутыми и вполне взрослыми. Разделяя лишь немногие из политических взглядов Сент-Джона, Ким уважал его реализм и откровенность. Он цитировал мне кое-какие из отцовских высказываний об Индии. Один из аргументов, направленных против автономии этой страны, заключался в том, что лишь 10 процентов индусов знали грамоту. Сент-Джон подчеркивал, что 10 процентов от 400 миллионов – это 40 миллионов, то есть то же самое, что и все тогдашнее население Великобритании: зачем же использовать 40 миллионов грамотных британцев, чтобы управлять Индией, вместо 40 миллионов грамотных индийцев? Хоть убейте, я тогда не мог отыскать ни единого изъяна в этом аргументе. Не уверен, что смог бы подвергнуть его сомнению и сегодня. А еще Ким приводил вот такую ремарку отца о том, что «The Times проявляет глубокое недоверие к экспертам». Сент-Джон твердо верил в экспертов; он и сам являлся одним из них, и при всей своей склочности признавал опыт и компетенцию других людей. Думаю, Ким унаследовал от него нечто подобное.

      Во время летних каникул 1931 года я по семейным обстоятельствам остался в Англии. Ким уехал в Югославию, а именно в Боснию. У него сформировалось сильное влечение к бывшей Австро-Венгрии. Интерес вызывала, естественно, не политическая система, а земли и народы. Красивейшие уголки Европы, думал он, можно было отыскать где-то внутри старых границ бывшей империи, и всякий раз, когда у него была возможность куда-то поехать, он ехал именно туда. В 1930 году он ездил в эти места дважды, потом еще по разу в 1931 и 1932 годах, не говоря уже о длительном пребывании в Вене в 1933–1934 годах.

      Летом 1932 года мы совершили с ним свое второе совместное путешествие. Оно выдалось самым амбициозным из трех. Мы запланировали посетить Югославию, Албанию, а если получится, еще и Болгарию. Ким покинул Англию раньше меня, а я наведался в албанское консульство в Лондоне, чтобы получить визу. Консульство занимало небольшую контору в Сити. Наши болгарские визы еще не прибыли в Лондон, но мы рассчитывали забрать их в болгарской дипломатической миссии в Тиране. Я уехал из Лондона в середине июля и встретился с Кимом уже в Париже. Где именно он останавливался во Франции, сейчас припомнить не могу. Нам предстояли большие пешие переходы на Балканах, и мы решили потренироваться в Шварцвальде. Мы по три-четыре дня бродили по холмистой местности, постепенно удлиняя дневные переходы до двадцати с лишним миль. Мы планировали день или два провести в Мюнхене, а затем поездом отправиться в Венецию. Но в Германии как раз проходили крайне важные всеобщие выборы, и Ким, который к тому времени уже серьезно заинтересовался немецкой политикой, почувствовал невероятное желание заехать в Берлин; у него выработалось журналистское стремление быть везде, где что-то происходит или может произойти. Мы посетили масштабный митинг в Штутгарте, на котором выступал Альфред Гутенберг (представитель крайне правых).