Быстрый прорыв. Татьяна Карамышева

четыре под холодным осенним дождем, простудилась, долго болела. Одно хорошо: когда человек болен, то имеет право попросить то, чего не дадут здоровому. Верхом моих мечтаний был кекс с изюмом за 16 копеек… «Круче» этого кекса я ничего не знала. Впрочем, как и другие дети: большинство людей жило так же.

      Тогда двор выполнял функцию «воспитателя» и справлялся с ней, на мой взгляд, не так уж и плохо, или мне просто очень повезло с домашним адресом. Телевизоров у нас не было и всю информацию мы черпали максимум из четырёх источников: семья, двор, школа и книги. Во дворе, опять же во время совместной деятельности, младшие учились у старших, и все – у своих родителей. Или не учились…

      Публика постарше дотемна играла в волейбол через «настоящую» сетку или в футбол. А молодежь от семи до семнадцати предпочитала командные подвижные игры, где каждому находилось дело по уровню подготовленности.

      Нередко во время игры исчезал кто-либо из игроков, а через полчаса появлялся как ни в чём не бывало. Товарищи по команде делали вид, что и не заметили исчезновения, так как «пропавший» возвращался с громадным куском хлеба с маргарином на всю компанию.

      Когда становилось совсем темно, человек двадцать молодёжи и подростков садились на скамейки во дворе и обсуждали различные актуальные проблемы текущей жизни, пока родители криками из окон не разгоняли всех по домам. Помню один из типичных разговоров – настоящее ток-шоу! Старшие ребята, качая головой и поддакивая друг другу, обсуждают «карибский кризис», грозивший третьей мировой войной: «Нам-то что, а вот эту мелочь жалко – они еще жизни не видели…» Нам, то есть «мелочи», лет по 7-9, а им, повидавшим всё на своем веку, – по 15-16!

      Часто во время этих летних ночных посиделок мимо нас пробегала толпа – человек двадцать-тридцать взрослых парней с кольями, дубинками, палками, цепями в руках. Было очень страшно, вдруг эта банда изменит направление и кинется к нам, и мы сидели тихо-тихо, чтобы не быть замеченными. Минут через 10-15 они возвращались обратно по два-три человека, зализывая раны и обсуждая подробности битвы.

      В нашем доме на Пролетарской находилось четвертое отделение связи – почта. Очень редкое, а значит и самое ценное удовольствие – уговорить водителя почтовой машины прокатить нас, человек 10-15, в другое отделение на улице Гагарина. Внутренние стены, пол и даже потолок фургона были оцинкованы и не имели ни скамеек, ни поручней. Представьте это «удовольствие»: езда по булыжной мостовой, когда всех нас кидало из стороны в сторону и друг на друга. Прохожие, наверно, думали, что это «карета» из «психушки», а не почтовый фургон. Обратный путь преодолевался пешком с воспоминаниями о прошедшем путешествии.

      В те же шестидесятые по Вологде прошел слух, что прибыл состав с детьми–сиротами из Африки. Рыдая и заламывая руки, мы с сестрой пытались уговорить маму взять «маленького негритенка». Представьте себе, что мы жили в одной комнате вчетвером. Соседи жили еще веселее – на двенадцати квадратных метрах ютилось пять душ.