Майор Бойцов желает познакомиться. Лина Коваль

хочу. Так доеду.

      – Где твои колготки?

      – В сумке. – Я снова икаю.

      Стены в туалете будто сужаются, и возникает ощущение, что Бойцов стоит ко мне вплотную.

      – Доставай, – произносит он строго, становясь на одно колено.

      – Зачем?

      – Я их на тебя надену, Гвардеец.

      – Вы что… Пётр Первый?

      Майор смотрит снизу вверх, сжимает мою лодыжку.

      – Я хуже, Валерия, но ты об этом не узнаешь.

      Я достаю колготки из сумки.

      – А та блондинка…

      – Что?

      – Она узнает? – Сонно зеваю.

      Тимур на вопрос не отвечает.

      – Садись уже, – приказывает грубовато, роняя меня на закрытую крышку унитаза.

      – Ай! – пищу, потому что она снова холодная и, соприкасаясь с кожей, кусается. – Вы хоть раз это делали? – спрашиваю, передавая Бойцову аккуратный сверток.

      – Только на обратной перемотке.

      – Это как?

      – Качественно снимал.

      Его темные глаза касаются родимого пятна над коленкой, и внизу живота становится жарко.

      Бойцов оперативно скидывает с меня ботинки. Хихикаю пьяно: опер – скидывает оперативно. Майор с раздражением поднимает взгляд, а потом опускает его на миниатюрные розовые пальцы.

      Слава богу, на днях я получила аванс и успела заскочить на педикюр. Это же едва ли не основной женский страх, такой же как отсутствие депиляции. Грешок тоже не мой, кстати говоря.

      В туалете повисает странная тишина.

      – Вы что, фут-фетишист какой-нибудь? – бормочу, поджимая пальцы.

      – После первого приступа диагноз не ставят, Завьялова.

      – О, вот как! Думаете, фут-фетишизм – это что-то вроде эпилепсии?

      – Предполагаю, да, – угрюмо отвечает Тимур, скользя взглядом по моей ноге, животу, груди. – Судя по тому, что из моего рта сейчас пойдет пена, очень похоже.

      Я прикрываю свой, давя очередной пьяный смешок.

      – Это от пива, товарищ майор.

      – Может быть, – тяжело вздыхает он, перенося вес тела на другую ногу, будто сидеть на корточках ему становится неудобно.

      Упираю пятку одной ноги в ботинок и вытягиваю другую, почти касаясь ряда пуговиц на рубашке майора.

      – Начнем, – говорит он с мимикой врача перед операцией. Только вместо латексных перчаток натягивает на руки мои колготки, чтобы вывернуть.

      А вместо стерильной операционной у нас – туалет спортбара. Операция так себе, прямо скажем. Антисанитария полная. Я снова ржу.

      – Тебе нельзя пить, – сообщает «хирург». – Совсем. У тебя смех дурацкий и смотришь ты на меня, как на пирог с рыбой.

      – Фу, – морщусь. – Терпеть не могу рыбу. Она воняет. – И тут же обижаюсь: – И ничего я не смотрю. Больно надо. – Отвожу взгляд в сторону.

      – Не дуйся, – просит Бойцов.

      Ставит мою левую ногу себе на колено и бережно натягивает капрон. То же самое проделывает с правой.

      Я рассматриваю его светлый затылок. Не выдержав, игриво прохожусь пальцами по волосам. Действительно