Инумо. Павел Шушканов

карты города. Бумажные карты – большая редкость и ценность, поэтому я не спрашивал, где он их взял, решил про себя, что скорее всего украл.

      – У вас там сток забит, – Ника снова была в своей зеленого цвета футболке и штанах с оттопыренными карманами. Только влажные пятна на одежде и капельки на коротких волосах подтверждали, что она вышла из душа.

      – Это какой-то ритуал? – спросил Митра.

      – Вроде того. Кофе у вас есть?

      Пока Митра возился с кружками, я наблюдал за девушкой. Она вытащила из вороха бумаги карту, привлекшую ее внимание и теперь водила тонким мизинцем по нарисованным улицам и мостам. Кончиком карандаша она постукивала по пухлой нижней губе. Митра на мгновение перехватил мой взгляд. Это паршиво. Меньше всего сегодня хотелось его издевок или глубокомысленных рассуждений о противоположном поле.

      – У нас нет чая, но есть кипяток, – сознался наконец Митра.

      – Отлично. Кофе есть у меня.

      Она извлекла из кармана пакетик, уставилась на меня огромными голубыми глазами.

      – Вы будете?

      – Мне нельзя.

      – Потому что вы манжета? Ерунда это, ничего с вами не случится страшного.

      – Просто не хочу.

      На прорисовку плана метро поверх карты города ушло примерно полчаса. И, как я заметил дилетантским взглядом, она несколько отличалась от официальной. Часть линий Ника прорисовала красным карандашом, другие зеленым. Еще пару веток окрасила в черный.

      – Почему нельзя открыть карту в терминале? – спросил Митра и показал очки. Его плексы были дорогими чистыми. В отличие от моих гогглов.

      – Вам же, кажется, нужна настоящая карта? Или я зря приехала? – Ника соединила двумя короткими ветками восточную и западную часть метрополитена и вопросительно взглянула на меня. – Где пропал состав?

      Я указал приблизительное место на карте, где тонкие серые линии обозначали мост.

      – А точнее?

      – Первая треть туннеля.

      – Я поняла. Подойдите поближе. Оба.

      Ника быстро водила карандашом как указкой по сплетению туннелей и линий и в ее голосе слышались отголоски легкой гордости, словно все это она строила сама, а не просто бродила в темноте и грязи в их недрах в свои девятнадцать – или сколько ей там – лет.

      Про метро Яндаша каждому было известно только то, что его закрыли три года назад и теперь там обосновались ночные клубы, подпольные ринги, мелкие и крупные лавки, торгующие не совсем легальными вещами, кабинеты подпольных лекарей и все прочие, кто был согласен делиться выручкой с триадами и дельцами Агатового рынка. Чем менее законным был этот бизнес, тем глубже от погружался в туннели. Если, конечно, для Яндаша и Сиболии вообще приемлемо это слово – законность. То немногое, что осталось – вестибюли, превращенные в подземные переходы. Вечно грязные и суетливые, в которых можно было купить практически что угодно. Словно Хризантема, только в реальности.

      После теракта неолуддистов, когда была взорвана целая станция, метро закрыли сначала временно, а