Когда минует август. Алексей Романов

высунулся Андрюха, строго глазевший на меня. Друг размазанными жестами буквально приказывал мне выйти на сцену. Выбора у меня не оставалось. Нехотя поднявшись со стула, я дал знак ведущему и поплёлся в его сторону. Тот, увидев меня, выпалил:

      – Ага, вот же он! Поприветствуем Антона Молодцова!

      Публика жидко похлопала. Долговязый удалился. Ватные ноги привели меня к микрофону. Тело сковывал ледяной ступор, в голове гудело, в глазах рябило. Как назло я забыл все свои стихи и мысленно проклинал балбеса-друга, который, очевидно, записал меня на выступление без моего ведома.

      Софиты слепили глаза, вопреки чему мне едва удавалось разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки. На секунду я поймал ощущение, будто оказался совсем один в баре: ничего, кроме меня, сцены, микрофона и софитов. Это придало мне немного уверенности, нужно было только удержаться в том состоянии. Я ещё раз посмотрел на Андрюху, что шёпотом подбодрил меня:

      – Вмажь им, братан!

      Я кивнул и попробовал вглядеться в публику. Свет слегка рассеялся, и я уже мог отыскать в толпе силуэт незнакомки. В её глазах зияло презрение, но в то же время она была удивлена. Я аккуратно постучал пальцем по микрофону, проверив его на звук, и, собираясь с силами, спросил у зрителей:

      – Хотите, я прочту стихи?

      – Нет! – пьяный голос из толпы.

      Это меня покоробило. Вернулись прежние ощущения: тот же ступор, те же ватные ноги – тот же страх. Но доро́ги назад не было. Я, превозмогая растерянность, продолжил:

      Хотите, я прочту стихи?

      Не нужно? Тем же лучше!

      Ведь не для вас мои грехи

      Писались в стол до кучи!

      Ведь не для вас поэт пылал

      В своём степенном росте!

      В огне поэзии он клал

      Болты, шурупы, гвозди,

      Отвёртки, шилья, молотки,

      Стамески да отмычки

      На мнение людей таких,

      Как вы, скупых, типичных;

      На вкус и моду серых масс,

      Устои да монеты —

      Всё это точно не для нас,

      Отшельников-поэтов.

      На всякий шалый ваш удар

      Я блок поставлю тотчас.

      Святой «Эвтерповый радар»

      Сканирует мой образ.

      Лирический герой живёт,

      И смерть его не ждите,

      Покуда он ещё всё тот

      Промысловик до литер,

      Пока до слова жаден он

      И борется на взводе

      За лирику, как эпигон

      В очередном походе;

      Покуда внутренний конфликт

      Не растерзает демон,

      Иль херувим не победит;

      Пока маршрут неведом.

      Пускай заносит, как драккар

      То на́ мель, то на камень,

      Пусть дно нарвётся под удар.

      Но вот я перед вами!

      Я здесь, ведь мой удел – писать,

      Во кровь стирая пальцы.

      Но рифму не для вас рождать!

      И не для вас стараться!..

      Повисла