Две мелодии сердца. Путеводитель влюблённого пессимиста. Дженнифер Хартманн

преследуют и хотят утопить собственные призраки.

      Сейчас я об этом жалею.

      Что, если Люси попала в беду? Что, если я слишком раздавлен, чтобы помочь ей?

      Я решил не брать мотоцикл, не желая добавлять еще больше вины на и так постоянно растущий груз на моих плечах, поэтому пару километров неуклюже бежал до ее дома.

      Спотыкаясь на тротуаре без какой-либо чванливости и шатаясь, я наконец пролетаю лужайку перед ее домом, пока не прижимаюсь к кирпичной колонне. В последний раз я стоял здесь с подарком в руках для нее.

      Теперь же я стою с пустыми руками и высоким уровнем алкоголя в крови.

      Дом маячит передо мной, как тень всего того, что я оставил позади. Я благодарен виски за неясный взор, из-за которого едва узнаю желтый цвет кирпичей и борозды на ставнях.

      Я никогда не пойму, что побудило ее купить это жалкое место. Оно не что иное, как могила призраков и грязи. Склеп. Но у Люси было другое мнение на этот счет. Она думала, что может превратить реликвии в золото. Старые кости – в новую жизнь. Ей хотелось превратить трагедию во что-то обнадеживающее. Даже когда мы были детьми, Люси поступала подобным образом: она ловко находила и соединяла разбитые кусочки, а Эмма склеивала их.

      Что касается меня?

      Я – разрушающий шар.

      Кажется, я постучал, потому что дверь открылась.

      Мне трудно удержать равновесие, даже несмотря на то что я прислоняюсь к большой колонне. Я до сих пор колеблюсь и сомневаюсь насчет встречи с ней. Люси стоит передо мной, держась за дверной косяк: костяшки ее пальцев белые, а глаза – пронзительно-голубые.

      Даже в состоянии опьянения я вижу магию в них. Однажды ночью, когда мы сидели на колесе обозрения, ее глаза дымчатого небесного оттенка смотрели на меня. Тот голубой цвет был самым голубым, что я когда-либо видел: поразительный индиговый пигмент затмевал черную полосу.

      Я зол на себя за то, что напился и не могу сейчас по достоинству оценить этот момент. Люси жива и стоит передо мной, вся сияя. Она дышит, ее сердце бьется. С ней все в порядке. Она рядом и протягивает мне руку.

      Я моргаю, пытаясь сфокусировать зрение.

      Снова моргаю, но в глазах двоится. Мне-то и одной Люси трудно сейчас противостоять.

      Она произносит мое имя так же, как и всегда: словно изучила весь словарь, пока не нашла любимое слово, несравнимое с другими.

      – Кэл.

      Сглатывая, я пытаюсь оттолкнуться от колонны и выпрямиться, но ноги находятся под властью алкоголя. Надеюсь, она не заметила, что я чуть не упал.

      – Ты в порядке? Ты не отвечаешь на телефон, – невнятно бормочу я, выдавая себя.

      Ее брови хмурятся, а блеск в глазах тускнеет, сменяясь беспокойством.

      – А ты в порядке? Тебе плохо? – Люси выходит на крыльцо, облаченная в сизо-белый цвет, и тянется ко мне. Она морщит нос, когда холодный ветер обдает ее лицо. – Ты выглядишь неважно.

      Чертовы слезы наполняют ее голубые глаза, словно небо покрывается дождевыми тучами.

      Она волнуется за меня.

      Меня.

      И я это ненавижу.

      Удерживая