Три войны. Владимир Васильевич Киреев

так как НЭП отменили, а государственной торговли еще не создали. Поэтому все товары покупались в обмен на продукты.

      Как-то придя на ферму, председатель в недоумении посмотрел на пустые подойники.

      – А где молоко? – спросил Иван доярок.

      – Так коровы сегодня какие-то беспокойные, только и брыкают ногами, все молоко расплескали, – не моргнув глазом, ответила Зинаида Корбан.

      – А вчерашний надой где и сливки с него? – грозно спросил председатель. – Получается сливочки себе забрали, а остальным снятое молоко достанется – так что ли?

      Доярки понимая, что председателя на мякине не проведешь, молча опустили головы.

      – Виноватых накажу, – разнервничался Грибков и вышел на улицу.

            Приобретение одежды и обуви было поручено Митьке Корбану. Ему отпускали определённое количество муки, гороха и других продуктов и он ездил по деревням, меняя продукты на одежду.

      Предчувствуя неладное, в таком «развитии» коммуны, председатель решил собрать коллектив.

      – Хозяйство коммуны не развивается, а с каждым месяцем уменьшается, – разочарованно доложил Иван. – Старые запасы заканчиваются, а новых не прибывает.

      Зашумели, загалдели собравшиеся.

      – А откуда же им взяться? – возмутилась Зинаида Богомолова, тыкая пальцем в Корбана. – Сколько ему хлеба и масла отдали, – А он три холстины привез в коммуну и все. Это разве по-хозяйски?

      – Так он все наши продукты на самогонку променял, – вспылил Григорий Лосев, его жидкая бороденка затряслась от негодования. – Как доверили ему это дело, так он каждый день не просыхает.

      Чем дальше разгорались страсти на собрании, тем краснее становилось лицо Митьки.

      – Вот сволочи, никакого доверия человеку нет, – нервно стал оправдываться Митька. – Вить кто как не я о коммуне печется.

      – Знаю я твои заботы! – не унимался Григорий. – Сало со склада – себе тащишь, дрова – себе. Все себе! Вся твоя забота – чтобы тебе больше перепадало. Сам воруешь и других к этому подстрекаешь.

      Митька, словно оглушенный, молча слушал кричащего перед ним коммунара.

      Дождавшись, когда Григорий выплеснул свои эмоции и замолчал, Митька тихо спросил:

      – Кого это я к воровству подговаривал?

      – Так меня, – ответил ему Степан. – Небось, едрена вошь забыл, как по мешку муки уговаривал взять, пока с мельницы ее везли. Мол, все равно никто не узнает.

      – Нет, ты у меня однако сегодня выпросишь, – вспылил Григорий и хотел ударить Корбана кулаком в лицо, но Грибков схватил его за рукав и оттянул в сторону.

      – Глупые вы люди, – тихо сказала Зинаида Корбан. – Да разве ж он себе? Детей надо растить, а для детей все можно. Вся моя жизнь для них.

      Она встала и вышла из помещения.

      – Во как! – опешил Григорий.

      – Я тута тебя не понял, – поднялся Степан Богомолов, обращаясь к Грибкову. – Когда мы согласие давали жить одним человеческим коллективом, думали все по справедливости будет, а оно вон как, едрена вошь вышло. Мы со своим семейством