Адам – первый человек. Вацлав Вацлавович Михальский

тетя Клава, – мы курицу смолили, а потом порезали на куски. Тебе достанется самый лучший, согласен?

      – Ага. А зачем вы ее смолили?

      – Чтоб кожа была гладкая.

      – А-а, – я сделал вид, что все понял, и вернулся к столу, где тетя Мотя положила широкую, ровную и очень гладкую доску, а тетя Клава насыпала на нее много канадской муки, сделала ее круглой ямкой с пустотой посередине, разбила туда же яйцо, налила воды и начала месить двумя руками.

      – Дай, я попробую?

      – Нет. Детям нельзя месить тесто.

      – А почему?

      У тети Клавы явно не было ответа на мой вопрос, и она обратилась к тете Моте:

      – Моть, пару головок лука почисть в суп, морковку.

      – Ладно, – согласилась тетя Мотя, – сейчас в подпол слазию, – и пошла в холодную комнату, где у нас был подпол.

      – Слышь, теть Клав, а ты знаешь, как на ласку капкан поставить?

      – Во-первых, где мы возьмем капкан? А во-вторых, она такая хитрая, что не пойдет на приманку.

      После лука и морковки тетя Мотя принесла подкладывать в печку кизяк, и я с удовольствием помогал ей, мне очень нравилось смотреть в горящую печку.

      – Ну дай мне тесто месить, чуть-чуть? – очень нежным голосом попросил я тетю Клаву. Я знал, что она никогда не отказывает, если ее просят нежным голосом, ласково.

      Но на этот раз мой номер не прошел, она отказала.

      – Не лезь, подожди чуть-чуть, садись лучше чай пить.

      Я, воля-неволя, сел пить чай, тем более, что наших самодельных конфет была полная тарелка.

      – Бабук, а ты хочешь чай?

      Бабук отрицательно покачала головой и, не подняв на меня глаз, продолжала вязать. Она целыми днями вязала: то носки, то кофты, то джемпера. Но поскольку пряжи у нее было мало, связав вещь, Бабук тут же ее распускала и начинала вязать что-нибудь новенькое. Вязала свои изделия Бабук как бы не глядя, но получались они у нее очень хорошо.

      – Бабук, а как ты вяжешь и даже не смотришь? – спросил я ее за чаем.

      – А я семьдесят лет вяжу, – по-русски и совсем без акцента отвечала мне Бабук. На этот раз она вязала мужскую жилетку, точь-в-точь на моего деда Адама.

      К тому времени я уже мог делить в уме двузначные числа на однозначные и быстро прикинул, что если мне летом семь, то значит Бабук только вяжет десять моих жизней. Для проверки я сосчитал еще раз, и опять получилось десять. Десять моих жизней! Это удивило меня несказанно, и я спросил:

      – Бабук, а ты помнишь, как ты была маленькой девочкой?

      – Только это и помню, – отвечала она по-русски, шепча по-польски счет петлям, – и с каждым годом все ясней.

      – А почему ты иногда хорошо говоришь по-русски, а иногда плохо?

      – Не знаю, когда что выскочит.

      Тем временем тетя Клава замесила тесто.

      – Круто меси, Клава, круто, – посоветовала тетя Мотя.

      Тетя Клава послушалась ее и помесила еще. Потом скатала из теста несколько круглых колбасок и поделила их ножом на части. Вот эти колбаски она и стала раскатывать дубовой каталкой в тоненькие круги.

      – А зачем