Бремя наследия. Алиса Темникова

ь, что Даша, как и все прочие люди, встречавшиеся на жизненном пути Клаэса Андера, знали его под именем Коли Андреева.

      Ему было шесть или семь лет, он готовился к поступлению в первый класс, когда мама дала назидание всем без исключения посторонним людям представляться Колей. В свидетельстве о рождении, медицинском полюсе, паспорте и иных документах значится имя Николай, Клаэсом его звал только старший брат. Нэми или Наум – как позже стала называть его мама – родился на пять лет раньше Клаэса, но так как в школу старший брат никогда не ходил, то и привыкать отзываться на новое имя ему не пришлось, ведь он всё время проводил либо в одиночестве, либо с мамой и бабушкой. В детстве Клаэс, разумеется, задавал вопросы касательно произошедших изменений, но ему всегда отвечали лаконичной и исчерпывающей формулировкой – «так надо». Кроме как смиренно принять новый порядок вещей вариантов у него не было. Даже будучи малышом, он никогда не капризничал, не вредничал и не тянул на себя лишнее внимание, потому как отчётливо понимал, что у одиноких мамы и бабушки хватает своих забот.

      Теперь, спустя много лет, ему смутно припоминались и другие странности, связанные с его семьёй, но он приучил себя реагировать на всё максимально спокойно, никак не выражая своё беспокойство или смятение. «Так надо» – стало его персональной, нерушимой доктриной. Если что-либо произошло – значит, тому есть причина, и даже в том случае, если Клаэсу она непонятна, то в его же интересах просто согласиться с новыми правилами, раз нет возможности внести в них коррективы. К более травматическим для психики происшествиям Клаэс тоже научился относиться с непоколебимым хладнокровием. Ему было всего одиннадцать лет, когда умерла их с Нэми мама. Перед этим она долго болела. Клаэс не мог вспомнить, видел ли он когда-либо выражение искреннего счастья на её худом и бледном, но всё же привлекательном лице. Агда безусловно любила обоих своих сыновей, они чувствовали это, но женщина всегда казалась подавленной и обеспокоенной чем-то, что осталось вне досягаемости для понимания Клаэса. Умирала она дома, в своей кровати, и в последние дни даже не двигалась, не моргая смотрела в потолок помутневшим, отсутствующим взором. Клаэс принял её смерть, как нечто заранее предопределённое. Аналогичным образом он отнёсся и к самоубийству дяди – старшего маминого брата. Мужчина жил отдельно и был довольно близок с матерью, сестрой и племянниками, часто навещал их, много шутил и смеялся. Потрясения не вызвало и полученное увечье. Лицо Клаэса уже несколько лет обезображено шрамом, который кривой бороздой тянется от правой брови через переносицу до левой скулы и чуть ниже. Он смог сохранить самообладание даже в тот момент, когда Нэми бесследно исчез на трое суток, а затем Клаэса среди ночи разбудил телефонный звонок, и незнакомый голос пригласил его явиться в морг на опознание тела Нэми, которое в уже изрядно подпорченном состоянии выловили из реки.

      Клаэс никогда не был склонен к рефлексиям, но после похорон брата его впервые за всю его жизнь потянуло на аналитические размышления. Перебирая личные вещи Нэми, он нашёл несколько семейных фотографий, о существовании которых, пожалуй, прежде и не знал. На обороте одного из снимков, сделанного в фото-ателье, стояла дата – 1994 год. На тот момент Клаэсу было примерно полтора года, а Нэми – почти семь. От фотографии аккуратно отрезана одна треть, и можно без труда догадаться, что на недостающем фрагменте был отец Клаэса, которого он никогда не видел. На уцелевшей, но довольно ветхой и потрёпанной части фото запечатлён он сам, мама и Нэми. Агда держит младшего сына на руках, а старший стоит рядом. Клаэс очень на неё похож, у него такие же светло-русые волосы и зелёные глаза. Нэми, вероятно, пошёл в отца, унаследовав каштановые кудри. Маленький Клаэс лучезарно улыбается в объектив, а у мамы и брата одинаково понурые лица. Агда выглядит уставшей и не выспавшейся, а Нэми очень раздосадован чем-то.

      Несколько часов Клаэс провел в тишине, держа в руках этот снимок и пытаясь восстановить в чертогах разума все доступные воспоминания минувших лет. Пусть ему всего двадцать семь, но почти всё, что было связано с детством, уже вытеснили новые знания и впечатления. Старая фотография не значительно поспособствовала процессу, выяснилось, что и вспоминать-то особо нечего. О своей матери Клаэс знает лишь то, что она родилась в Швеции, отсюда их с Нэми несвойственные для средней полосы России имена. Агда училась в начальных классах, когда по неизвестным причинам состоялся их с бабушкой переезд в глухую деревушку на задворках тогда ещё существовавшего, но уже начинавшего разваливаться СССР. С какими-либо родственниками они обе связь не поддерживали, и Клаэс об их существовании не знал. Как и при каких обстоятельствах мама познакомилась с папой – загадка. О нём вообще не принято было упоминать в семейном кругу. Единственное, что Клаэсу известно – это существенная разница в их возрасте; Агде исполнилось двадцать лет, когда родился Нэми, а отцу было тридцать четыре. Агда прожила с ним восемь лет где-то в провинциальном городке Орловской области, а затем вернулась в уже почти опустевшую деревню к своей матери. Клаэс родился в полноценной семье, но прожил под одной крышей с отцом всего полтора года, потому, разумеется, не помнит его лица. В раннем детстве он мечтал увидеть его хотя бы на фото, но мама основательно потрудилась над тем, чтобы уничтожить