Демократия и демогрязие. Сейед Мехди Шоджаи

что ожидали именно такой исход и принимали участие в выборах именно для получения такого результата.

      Но больше всего в этой истории людей порадовала и увеселила коллективная гримаса, которую они скорчили остальным двадцати четырем братьям, а также – удовольствие, которое они испытывали от их раздосадованного вида.

      Автор глубоко убежден в том, что история как раз с этого места и начинается, а вся та информация, которая до сих пор была предоставлена читателю, была лишь предисловием к тому, что будет описано впереди. Однако он воздерживается от того, чтобы поделиться этим своим убеждением с читателем из боязни того, что последний испытает чувство досады или тщетности.

      Его аргументация, надо сказать, в какой-то мере приемлема, при условии, что остальная часть его рассказа будет изложена до конца, как он и обещал.

      Автор отмечает, что до этого момента нашего рассказа большинство событий, описанных в нем, ничем особенным не отличались. Читатель мог наблюдать вокруг себя или прочитать в какой-нибудь книге похожие события и случаи, и продолжил чтение до этого места исключительно благодаря доверию к автору. С этого же момента начинается история, которая может показаться неожиданной и странной.

      Однако прежде чем мы перейдем ко второй части, то есть к остальной части нашего рассказа, представляется крайне необходимым объяснить одну вещь, которую можно сформулировать в форме ответа на совершенно простой вопрос, заданный читателем. Какой вопрос? – Неужели у этих двадцати пяти царевичей – наследников покойного Мамула не было имен?

      Как возможно, чтобы люди с таким высоким царским титулом не имели имен, в то время как даже беднейшие из людей и самые неизвестные личности всегда обладают элементарным достоянием – то есть именем?!

      Если у них были имена, а по логике они должны были быть, почему автор ни разу не счел нужным упомянуть их и назвал читателю только имя их отца?

      Ответ таков:

      Да! Каждый из этих двадцати пяти царевичей обладал именем, причем хорошим. Как может царь не дать имя своему сыну, в то время как даже самые простые смертные, то есть не правители, дают имена своим лошадям, собакам и кошкам?! История не умалчивает об именах этих царевичей, и автору не представляет труда назвать их. Так чем же руководствовался автор, воздерживаясь от представления читателю имен двадцати пяти царевичей?!

      И снова ответ автора:

      История полна разных имен, дат, статистик, сведений и информации, знание и заучивание которых наизусть – дело напрасное и бесполезное. И средоточие на них привело бы к заполнению архива памяти ненужной информацией, и таким образом места для главных и полезных сведений осталось бы меньше.

      Автор уверен, что перенесение двадцати пяти имен с исторических документов на страницы этой книги только бы выглядело, как попытка придать себе большую ученость, и никакой другой пользы читателю не принесло бы.

      При всем этом есть пара нюансов, связанных