Седьмое море. Наталья Андреева

не подлость?

      – Так ведь она сама… – развел руками Голицын.

      – А вы привыкли брать все, что плохо лежит? – насмешливо спросил Алексей.

      – Послушайте, мне не нравится ваш тон! Это были вполне невинные поцелуи!

      – Ой ли? – прищурился он. – Для вас, возможно, все это ничего не значило. Как и двадцать лет назад. Но для нее? Вы вновь подали ей надежду. Что же вы творитето, Даниил Валерьевич?! Сдается мне, вы за чтото мстите Сажину. И за что? Он оказался прав? Женитьба на полковничьей дочке не принесла вам счастья? Когда вы говорите о жене, я не слышу в вашем голосе счастья. В лучшем случае равнодушие. А то и раздражение. Да, ваша жена красивая. Хотя смой с нее всю косметику, отцепи наклеенные волосы и ресницы, еще неизвестно, что в итоге останется. И житьто приходится с человеком, не с его внешностью. Дети у вас есть?

      – Сын, – машинально откликнулся Голицын. Видимо, Алексей попал в точку.

      – Сколько ему?

      – Федору? Двадцать.

      – Федор Даниилович? И кто его так назвал?

      – Тесть, – неохотно признался Голицын. – Нормальное имя, – пожал он плечами. – Федор Голицын.

      – Чем он занимается? Учится?

      – Вроде бы учится, – Даниил Валерьевич тяжело вздохнул. Видно было, что разговор о сыне ему неприятен. – Или врет. По его мнению, он гениальный рокмузыкант. Хотя, по моему мнению, его так называемые песни – полное дерьмо.

      – Может, вы просто отстали от жизни? У нас свои вкусы, у молодежи свои.

      – Бросьте, – поморщился Голицын. – Я говорил с продюсером. Точнее, с тремя продюсерами. Ни один из них не взялся за раскрутку Феди. Это так называемое кино не для всех. Очень специфическая музыка. Но есть свои плюсы. К моим деньгам Федя равнодушен. И вообще к деньгам. У него даже машины нет. Он ездит на велосипеде.

      – Для здоровья полезно, – пожал плечами Алексей. – Были же в свое время хиппи?

      – Он не хиппи, он дебил, – раздраженно сказал Голицын. – В нем странностей – как тараканов в общаге. Не понимаю: откуда это? Я пытался пристроить его в заграничный колледж, он оттуда сбежал. Из московского элитного вуза его вышибли. Не хочу об этом думать, но боюсь, что Федя – наркоман.

      – Наркоманы не ездят на велосипеде. Не заботятся о своем здоровье.

      – Он не изза здоровья это делает, а изза своего ослиного упрямства. И все изза этой дуры! – в сердцах сказал Голицын.

      – Вы имеете в виду его мать? – невинно спросил Алексей. Кажется, Даниил Валерьевич разоткровенничался.

      – Анжелику с детства избаловали, вот и получилась закоренелая эгоистка. Родив мне сына, она сочла, что исполнила свой долг, дальше уже я, как отец, должен обо всем позаботиться. А меня дома нет целыми днями. Мальчик рос с нянями, которые постоянно менялись. Мать он видел либо нетрезвой, либо занятой с маникюршей или массажисткой. Когда Анжелика, вспомнив, наконец, о том, что она мать (а чаще всего это было, когда увольнялась очередная няня), брала ребенка на прогулку, они зависали в какомнибудь торговом центре. Федя часами зевал на диванчике, в то время как его мать мерила двадцатую пару туфель или десятое