Французская любовь. Как это бывает. Григорий Жадько

работу меня самого могут убрать.

      – Убрать?

      – Ну, убить. Вот ты сделаешь фоторобот или свои художества повторишь. Мой портрэт (он так и сказал портрэт,) развесят на каждом столбе. Меня будут искать и рано или поздно заметут, ведь так?

      – Наверно.

      – Значит, я потенциально могу в сизо, то есть на следствии, сдать заказчика. А кто это допустит. У заказчика знаешь сколько бабла. Если он почувствует такой кипиш пошлет еще киллеров что бы меня убрали по-тихому. Сам виноват. Засветился. Так что оставь я тебя, и мне крышка. Усекла?

      – Да.

      – Ну, куда двинем?

      – Подождите. Я стишок вспомнила! – сказала она с широко открытыми от испуга глаза-ми.

      – Не длинный? – с нотками недовольства спросил киллер.

      – Нет.

      – Рассказывай голуба.

      Девушка напряглась как-то вымученно улыбнулась и развела руками.

      – Опять забыла.

      – Вот видишь, сама у себя пару минут жизни украла. Ну ладно, пару минут я тебе подарю. Может, в толчек, в смысле в туалет перед смертью хочешь?

      – Хочу.

      – Ну, пойдем, только не закрывайся. Я ногу поставлю, смотреть не буду.

      Они прошли в туалет. Она села посидела и встала.

      – Что? Никак?

      – Я при вас не могу.

      – Мужчин боишься, поди, и девочка еще?

      Настя, молча обреченно, кивнула. Глаза ее были потухшие и как бы закрыты поволокой и никаких мыслей в них не отражалось.

      – Блин! Ну и работа у меня. Что зажалась?

      – Так.

      – Выпить есть?

      – Есть. Водка. Вот тут в шкафчике, – торопливо пробормотала девушка, делая непроиз-вольное движение всем телом к кухонному гарнитуру.

      – Не палёнка?

      – Нет.

      – Давай. Для храбрости.

      Настя потянулась, достала дорогую мариинскую водку, которую предпочитал дядя. Литровая бутылка была початая, но около трех четвертей в ней еще было.

      – Этот, которого я сегодня замочил …что? Заслужил, – сказал киллер, как бы разговаривая сам с собой, – воруют, не могут договориться. Как пауки в банке друг друга заказывают. Наливай,… наливай, полный стакан. Вот! Нормалек! Вон туда отойди в угол подальше, чтобы не слиняла, пока я пью.

      Он размашисто одним залпом выпил две трети. Поставил остальное на стол.

      – Офигенное пойло! Держи! – Он подвинул ей резко остатки водки, – Не брезгуй, пей из моего, тебе уже теперь все равно. Давай.

      – Нет.

      – Да знаю, что не пьешь. Надо. Кайфанешь. Не так страшно будет. И закусь. Поскреби по сусекам.

      – У меня пирожки. Сама утром пекла.

      – Молоток! Давай.

      Она выпила все до дна, и они стали закусывать пирожками.

      – Вкусные. У меня ма тоже такие пекла раньше.

      – А сейчас?

      – Сейчас нет. Она уже давно не встает.

      – Ты ходишь к ней?

      – Ну а как же? Я что совсем что ли.

      – Странно.

      – Да это работа. Так-то я нормальный. Она ясен пень, ничего не знает. Сегодня был. Завтра не знаю, как получится.