Сбежавшая невеста. Кира Фарди

Ей и так несладко.

      – А ты защищай ее больше! – накинулся отец на мать. – Она скоро на шею сядет всей деревне. Только замужество ее угомонит.

      – А если не угомонит?

      – Прибью тогда, заразу! Не перечь мне! – отец замахнулся на мать рукой, в которой был зажат нож. Анюта внутренне сжалась, готовая мгновенно напасть. – Это твое чудо-юдо. Принесла мне в подоле незнамо кого: то ли зверушку, то ли игрушку. Ты на нее посмотри: кукла истинная. Человеческим и не пахнет. Говори, с кем состыковалась?

      Мать даже голову в плечи не вжала: привыкла к такому обращению. Она по-прежнему мешала что-то на сковороде. Отец заводил сам себя, а в гневе он был страшен. Анюта каждый раз боялась за мать, но женщины, всю жизнь прожившие в деревне, научились терпеть, сцепив зубы, и слушаться. Потому Анюта и казалась не от мира сего, что сопротивлялась такому положению дел.

      – Пап, мама тут не виновата. Это твои гены! – пошутила она. – Смотри, у тебя тоже глаза голубые, и волосы, как у меня, темные с рыжиной.

      Они действительно были похожи: Анюта и отец, который в юности славился своей красотой. Но годы жизни в глухой деревне и тяжелый труд сделали свое поганое дело. От привлекательно парня остался только волчий взгляд из-под густых бровей и плотно сжатые губы.

      – Ага! Знаю я, от какого Гены ты уродилась, – голос уже звучал добрее. – Мойся здесь! У меня на глазах.

      Анюта покосилась на отца, внезапно остывшего, и пошла к умывальнику, спрятавшемуся за шторкой. Поплескалась шумно водой, подмылась на всякий случай и сменила нижнее белье (вдруг потом не до этого будет), благо оно тут же сушилось на веревке.

      – Мама, ты поможешь мне волосы заплести?

      – Да, конечно.

      Анюта видела, как мать облегченно вздохнула и нырнула следом за ней в комнату. Девушка нацепила на себя мешковатое, пахнущее нафталином платье.

      – Господи, из какого сундука Петька вытащил это добро?

      – У него в семье традиция есть: на помолвку надевают всем невестам бабушкино свадебное платье, – пояснила мать, расчесывая дочери волосы. – Хочешь, я наверх их подниму и заколю цветами? Петька и букетики передал.

      Мать покрутила в руке белые веточки, усеянные мелкими цветами.

      – Мне все равно. Делай, как знаешь. А платье могли бы и постирать.

      – Вот станешь его женой и постираешь, – тихо ответила мать.

      Анюта притянула к себе голову мамы и горячо зашептала ей на ухо.

      – Мамочка, я хочу сегодня ночью сбежать. Помоги мне, пожалуйста.

      Губы ее задрожали, в голосе появилась едва сдерживаемая истерика. Каким бы стойким оловянным солдатиком она ни была, но и ей стало страшно от этих приготовлений. В восемнадцать лет другое восприятие жизни, иные планы. Анюта даже представить себя еще не могла замужней теткой, со спрятанными в пучок волосами, матерью двоих детей.

      В ее глазах мелькнули слезы. Мать вырвалась из цепких рук дочери и уставилась на нее сумасшедшим взглядом.

      – Ты погибели моей хочешь?

      – Давай вместе сбежим? Неужели ты не нажилась еще со скотом, который считает себя человеком? –