Джейн Эйр. Шарлотта Бронте

обедать. Этот сигнал ему был известен.

      – Идите-ка обедать, нянюшка, – сказал он, – а я до вашего возвращения поучу мисс Джейн уму-разуму.

      Бесси предпочла бы остаться, но выбора у нее не было: в Гейтсхед-Холле к столу полагалось являться минута в минуту.

      – Но если вы заболели не от ушиба, так от чего же? – продолжал мистер Ллойд.

      – Меня заперли в комнате с привидением, а уже совсем стемнело.

      Мистер Ллойд улыбнулся и тотчас нахмурился:

      – Привидение! Значит, вы все-таки совсем маленькая. Вы боитесь привидений?

      – Призрака мистера Рида я боюсь. Он умер в той комнате и лежал там в гробу. Вечером туда никто не заходит – ни Бесси, ни кто-нибудь еще, если их не заставят. И было очень жестоко запереть меня там одну и даже без свечки, так жестоко, что, по-моему, мне этого никогда не забыть.

      – Вздор! И поэтому вы расстраиваетесь? Вы боитесь и теперь, при свете дня?

      – Нет, но ведь ночь снова настанет. И скоро. А несчастна я, очень несчастна, много еще из-за чего.

      – Так из-за чего же? Можете вы назвать мне другие причины?

      Как мне хотелось ответить на этот вопрос со всей полнотой! И как трудно оказалось найти хоть какой-то ответ! Дети способны чувствовать, но они не умеют анализировать свои чувства; а если немного разберутся в них, так не умеют выразить это в словах. Однако в страхе лишиться этого первого и единственного случая облегчить свое горе, поделившись им, я после минуты растерянного молчания кое-как умудрилась ответить, хоть и не подробно, но вполне правдиво:

      – Ну, у меня ведь нет ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер.

      – Зато у вас есть добрая тетушка и ваши кузины и кузен.

      Вновь я помолчала, а затем выпалила:

      – Но Джон Рид сшиб меня с ног, а тетя заперла в Красной комнате.

      Мистер Ллойд вторично достал табакерку.

      – Неужели вы не думаете, что Гейтсхед-Холл очень красивый? – спросил он. – Неужели не благодарны за то, что живете в таком прекрасном доме?

      – Это ведь не мой дом, сэр, а Эббот говорит, что у меня меньше права жить в нем, чем у судомойки.

      – Пф! Вы ведь не глупенькая и не захотите расстаться с таким чудесным местом!

      – Будь мне куда уехать, так я была бы рада расстаться с ним, но мне придется жить в Гейтсхед-Холле, пока я не вырасту.

      – Может быть, и не придется, кто знает? Есть у вас родственники, кроме миссис Рид?

      – Думаю, нет, сэр.

      – А по отцу?

      – Не знаю. Один раз я спросила тетушку Рид, а она ответила, что, возможно, у меня и есть бедные родственники по фамилии Эйр из самых простых, но ей о них ничего не известно.

      – Если бы у вас были такие родственники, вы бы захотели уехать к ним?

      Я задумалась. Бедность отталкивает взрослых, но куда более отталкивающей она кажется детям. Они ничего не знают о почтенной бедности, трудолюбивой и добродетельной. Для них это слово связано только с лохмотьями, скудной едой, холодным очагом, грубыми манерами и грязными гадкими