Легенда о Вороне и Лотосе. Марибель Ли

извинился перед госпожой Гао?

      – Госпожа Гао простила меня.

      Он не извинился передо мной, но говорил господину правду. У этого мальчишки было большое будущее.

      – Зови меня Фэнь-цзе.

      – Можно? – На его недоверчивом личике начала проступать улыбка.

      – Можно.

      – Фэнь-цзе, я всегда ем еду господина.

      – Тебя не кормят?

      – Я сначала ем еду господина, а потом свою. Так надо, – с важным видом добавил он, рассчитывая, что я сама пойму, почему было «так надо».

      – Этот мальчишка наслушался историй и вообразил, что в каждом блюде непременно спрятан яд. Ничего не могу с ним поделать.

      – Потому что так надо.

      Этот маленький сорванец был ужасно упрям и предан своему господину, он даже был готов умереть за него. Я не знала, что связывало генерала Лина и этого мальчика, но глядя на них я чувствовала тепло.

      – Сяо Хуань, ты и вино пьешь за господина?

      – Господин говорит, что вино пьет помощник Чжу, но… – мальчик задумался, – теперь это может делать Фэнь-цзе.

      Я рассмеялась, а сяо Хуань отложил палочки и поднялся.

      – Я все проверил, господин.

      – Тогда беги к помощнику Чжу.

      На этот раз упрямец не стал спорить. Сяо Хуань послушно поклонился господину и убежал.

      – Присаживайтесь, госпожа Гао. Я совсем забыл про вашу рану, надеюсь, она не тревожит вас.

      – Я забыла про нее быстрее вас.

      – Сяо Хуань хороший ребенок, он не должен был вмешиваться вчера. Он мой худший солдат, никогда не слушается приказов.

      – Он всего лишь ребенок. Не будьте с ним слишком суровы.

      Но глядя на генерала Лина, было трудно поверить, что он был когда-то по-настоящему суров с мальчиком.

      Генерал не ответил, на его лице застыло задумчивое выражение.

      – Позвольте ему побыть ребенком еще немного. Одной строгостью лишь сожмете его сердце.

      – Он ранил вас, но вы все еще добры к нему.

      – Разве мы не позволяем себя ранить только тем, кого бы не решились ранить сами?

      – Вы не должны никому позволять ранить себя.

      Я улыбнулась, чтобы скрыть дрожь. Так говорил Цзе Цзин. Это было нерушимое правило. Если я возвращалась с ранами, наставник наказывал меня. Он выхватывал свой меч и устраивал мне очередную проверку. Он не щадил меня, даже когда я с трудом держалась на ногах. Он атаковал со всей силы, он хотел, чтобы я запомнила ощущение безысходности. Я с трудом хватала воздух и падала на землю, а он говорил: «Если позволила одному врагу ранить себя, ты уже проиграла другому, что притаился в тени!» Я закрывала глаза, чтобы не видеть его рассерженное лицо, я закрывала глаза, чтобы небо не кололо зрачки. Я закрывала глаза, чтобы не видеть, как кровь радостно прожигает снег алым пятном.

      – Госпожа Гао… – Генерал все еще смотрел на меня, я все еще улыбалась. Я лишь надеялась, что он не заметил мою дрожь.

      – Генерал Лин, я слышала, что допросы слуг ни к чему не привели.

      – Один покончил с собой, значит, было что скрывать.

      – Но это не может доказать вину наместника.

      – Вы