Золотой жук (сборник). Эдгар Аллан По

он обычно становился холодно-отстраненным, взгляд его устремлялся вдаль, в то время как голос, обычно тенор, срывался на фальцет, который можно было бы посчитать недовольным, если бы не четкость и ясность произношения. Глядя на него в таком настроении, я часто вспоминал старинное философское учение о двойственности души и развлекался тем, что представлял себе Дюпена, распавшегося на две части: созидательную и разрушительную.

      Не подумайте, будто за тем, что я рассказал, кроется какая-нибудь загадка, я вовсе не собираюсь превращать своего знакомого в некий романтический образ. Все описанные мною качества француза были всего лишь следствием работы его возбужденного, а возможно, и нездорового разума. Впрочем, лучше всего понять, что представляли собой его реплики во время таких разговоров, поможет пример.

      Однажды ночью мы прогуливались по длинной грязной улице неподалеку от Пале-Рояль. Мы оба были погружены в свои мысли, и по меньшей мере минут за пятнадцать никто из нас не проронил ни звука. Затем совершенно неожиданно Дюпен нарушил молчание:

      – Действительно, при его-то росте он бы лучше шел в театр «Варьете».

      – Да уж, это точно! – Я был настолько погружен в размышления, что ответил не задумываясь, поначалу даже не заметив, до чего точно его слова совпали с моими мыслями. В следующую секунду я уже пришел в себя, и моему удивлению не было предела. – Дюпен, – серьезно сказал я, – это выше моего понимания. Признаюсь откровенно, вы меня совершеннейшим образом озадачили. Я просто поражен! Как вам удалось узнать, что я думал о… – Тут я замолчал, чтобы убедиться, что он действительно знает, о ком я думал.

      – …о Шантильи, – подхватил он. – Почему вы замолчали? Вы про себя отметили, что его небольшой рост не подходит для трагических ролей.

      Именно об этом я и думал. Шантильи – quondam[4] сапожник с улицы Сен-Дени, увлекшись сценой, попробовал себя в роли Ксеркса в одноименной трагедии Кребийона, но, несмотря на старание, получил разгромные отзывы критиков.

      – Ради всего святого, – воскликнул я, – скажите, какой метод вы использовали… (если вы использовали какой-нибудь метод), чтобы вот так влезть мне в душу.

      На самом деле удивлен я был даже больше, чем хотел показать.

      – На мысль о том, – ответил мой друг, – что этот чинильщик подошв не обладает достаточным ростом, чтобы играть Ксеркса et id genusomne[5], вас навел торговец фруктами.

      – Торговец фруктами? Вы меня поражаете… Но я не знаю ни одного торговца фруктами.

      – Человек, который столкнулся с вами, когда мы вышли на эту улицу… Минут пятнадцать назад.

      Тут я вспомнил, что действительно какой-то торговец фруктами, несший на голове большую корзину с яблоками, случайно чуть не сбил меня с ног, когда мы сворачивали с С. на улицу, по которой сейчас шли. Тем не менее, какое отношение это имело к Шантильи, для меня оставалось загадкой.

      Дюпен не имел склонности к charlatanerie[6].

      – Я

4

Бывший (лат.).

5

И ему подобных (лат.).

6

Шарлатанство (фр.).