Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита. Эмиль Вейцман

утром на моих глазах. В последние мгновения своей бараньей жизни он жалобно блеял и вертел своим коротким хвостиком.

      Интересная деталь, относящаяся, впрочем, не только к поминальной трапезе. Мою маму очень удивляла «чайная церемония» на башкирский манер. Чаепитие по-башкирски включало в себя также соль, сливочное масло и… луковицу репчатого лука. Именно эти ингредиенты вводились в кипяток вместе с чайной заваркой. Кстати, моё изучение башкирского языка началось и закончилось именно в день описываемых мной похорон. Оно ограничилось запоминанием двух башкирских слов, относящихся к гастрономии, а именно, баран и картошка. Так вот, баран по-башкирски – махан, а картошка – бэренга.

      Я тоже поучаствовал в поминальной трапезе, правда, скорее заочно – хозяйка дома, вдруг появившаяся в комнате, где мы с мамой жили, бросила рядом со мною варёную гусиную голень. Я в это время на чём-то расположился; уж не помню, на чём.

      А вот ещё несколько интересных эпизодов из нашей жизни в эвакуации.

      Мама, желая задобрить хозяина дома, бросает рядом с ним деньги – ему на водку. По тому, как это делается, я, пятилетний малыш, интуитивно ощущаю – делать это маме крайне неприятно, она абсолютно не приучена к чему – то подобному, да вот приходится. Как следствие, её движения правой рукою в момент бросания бумажных купюр какие – то ненатуральные. Похоже, маме стыдно в эти мгновения. Стыдно в первую очередь перед собою. Для неё происходящее самое настоящее унижение. Чуть ли не трагедия.

      Естественно, мама в эвакуации и близко ничего не позволяет знакомым мужчинам в отношении себя – она любит своего мужа, моего отца, находящегося на фронте. Ленинградском в данный момент. Стихотворение Константина Симонова «Письмо женщине из города Вичуга» не про неё писано. Оно про таких, как соседка Дорожкина, соседка по нашему московскому дому. Вместе со своим сыном Лёней (я звал его Ленок; он был примерно моих лет) она ехала в эвакуацию в том же железнодорожном вагоне, что и я с мамой. Её муж также фронтовик. С войны он не вернулся. А вот жена в эвакуации очень быстро загуляла, забросив заботу о сыне, который вскоре от чего-то умер. Впоследствии дама эта вернулась в Москву, вышла замуж за человека, любителя собак. Помнится, одна из этих собак, кажется, лаек, носила кличку Заграй. Много лет спустя, где-то в самом конце прошлого века, я совершенно случайно узнал от Анатолия Красикова, другого моего соседа по московскому дому на улице Климашкина, что второй муж Дорожкиной якобы был палачом, приводившим в исполнение смертные приговоры, выносимые так называемым «Специальным совещанием». Что до Красикова и его близких, то о них ещё будет речь ниже. Тут есть, о чём рассказать. Пока лишь замечу, Анатолий Андреевич сделал при советской власти очень недурственную карьеру, дойдя до заместителя генерального директора ТАСС и руководителя пресс – службы президента Ельцина!

      С продовольствием в башкирской глубинке было совсем не плохо, во всяком случае, я не помню, чтобы там я ходил голодным.