Гвианские робинзоны. Луи Буссенар

по скале с такой силой и ловкостью, что ему позавидовал бы любой гимнаст. Цепляясь за выступы и корни ногами, руками, ногтями, он добрался до вершины утеса после пятнадцати минут нечеловеческих усилий.

      Не теряя ни минуты и даже не вытерев кровь, проступившую из царапин и ссадин на его теле и конечностях, он развернул гамак, почерневший от сока мани, закрепил на гребне скалы его длинные и прочные петли и сбросил полотно вниз.

      – Давай лезай, – сказал он Николя, показывая на тяжелое и частое переплетение хлопковых веревок, чем-то напоминающее гигантскую пращу.

      – Ага, значит, мне первому выпала честь испытать твое устройство, – ответил парижанин. – Ну что ж, годится. Раз и два, тихо-спокойно…

      Он даже не успел закончить мысль и, к великому изумлению лесного негра, в три приема с ловкостью четверорукого взобрался на вершину скалы.

      – Мы такие, – сказал он не без гордости, выпятив грудь. – С веревкой за два су мы бы и на башню Нотр-Дама забрались. Ваша очередь, патрон!

      – Нет, белый тигр теперь не можно. Давай на гамак мадам. Вот так, шибко хорошо…

      Двое мужчин, объединив усилия, аккуратно подняли мадам Робен, и через полминуты она уже была на утесе. Потом тем же манером по очереди подняли мальчиков. Робен пока не мог последовать за ними. Он с Казимиром с огромным трудом удерживал у скал тяжело груженную лодку, которую каждую минуту могло снести течением. Ангоссо наконец спустился, занял его место в передней части лодки и попросил Робена подняться к остальным, а затем втащить наверх старика.

      Теперь они все оказались на тесной площадке, окруженные бешено гремящей водой, с тревогой наблюдая за действиями бони. Он же, держась одной рукой за борт пироги, ухватившись другой за какой-то корень, боролся с течением.

      – Бросай моя веревка от гамак, – крикнул Ангоссо.

      Робен понял, что ему нужно, вытянул из гамака две веревки с петлями, связал их в одну, бросил негру один конец, а другой крепко ухватил руками и подозвал Николя:

      – Держи крепче, Николя, дело жизни и смерти!

      – Не переживайте, патрон, мне скорее руки оторвет, чем я выпущу веревку.

      Ангоссо мгновенно закрепил свой конец на лодке и повел хрупкую скорлупку в узкую протоку. Белые мужчины, стоя на самом краю обрыва, слегка подались назад, в то время как туземец, совершенно бесстрастный, погрузил свой шест-такари в бурлящие воды, грозившие поглотить его в любой момент. Одно неверное движение, колебание в долю секунды – и все было бы кончено. Веревка, натянутая до предела, трещала… Бони осознавал, как это опасно. Но пусть его грудь не выдержит удара такари и напора воды, он все равно пройдет. И смелый парень, собрав все свои могучие силы в последнем невероятном порыве, выгнулся назад и бросился всем телом на деревянный шест, который изогнулся, как лук в руке охотника.

      От этого резкого рывка веревка едва не порвалась, Николя и Робен