Измена. Он все еще любит. Рин Скай

молодая, красивая, сколько тебе лет?

      – Двадцать… пять. – едва выговариваю я.

      – Ну, и какие твои годы? – улыбается женщина, – Родишь еще и не одного. Хоть со следующего цикла можешь стараться! А этот эмбрион значит, слабый был. Или дефектный, с патологиями развития, раз скинулся. Считай, повезло тебе!

      Офигеть, какое везение! А с паталогиями развития оказывается был его папаша! – зло думаю я. – Когда на другую женщину полез!

      – Семь лет. – говорю тихо. Скорее, самой себе, а не врачу. – Семь лет я пытаюсь забеременеть. Узнала о малыше только сегодня утром.

      Снова плачу, реву, закусив губы ладонью.

      – Ну будет, будет. – Сделать тебе укол легкого успокоительного?

      Мотаю головой.

      – Тебе, в принципе, даже в больнице незачем оставаться, – сообщает врач, – Сейчас докапаем тебе витамины, и можешь выписываться. Муж твой, кстати, тебя в коридоре ждет.

      При упоминании Рената, мне по спине словно хлыстом ударяют.

      – Не пускайте его ко мне! Я видеть его не хочу!

      – Он так переживает, нервничает за тебя. Не вредничай. Он ведь тоже сожалеет по поводу твоего выкидыша.

      Сожалеет он… у него вон скоро сын родится. Его наследник. Ему-то чего переживать мой выкидыш?!

      – Вы сообщили ему о… беременности и о выкидыше?

      – Да, видела бы ты, как он в лице переменился! Посерел весь. Закаменел. Не каждый мужик так будет о выкидыше горевать. Цени его. Пожалей. Ведь для мужчины это тоже сильнейший стресс, только мужики его в себе держат. Не показывают никому.

      Жалеть его. Ага. Лучше бы он не стресс, а … в штанах держал. Тогда бы и стресса не было!

      ГЛАВА 5

      Лера

      – Лера! – окрикивает меня в коридоре больницы.

      Сжимаю паспорт и сумку, еле передвигаясь от слабости ползу к выходу. Еще и эти шпильки, будь они не ладны!

      Не нервничать. Держаться. Не плакать. Не показывать свою слабость.

      – Лера! – быстро идет за мной.

      Оказываемся на улице. Уже поздний вечер. Я вызвала такси, чтобы ехать к родителям.

      – Лера, ну постой же ты! – с надрывом в голосе орет на меня Ренат.

      Останавливаюсь. Приваливаюсь к стенке. Не смотреть на него. Только не смотреть.

      – Лера… я… – ерошит густые волосы в нервном жесте.

      Раньше я сама очень любила зарыться в эти жесткие волосы цвета вороньего крыла, и ладонью, и носом… раньше…

      – Лера, прости… мне очень жаль…

      Подается ко мне. Снимает пиджак, пытается укутать меня в него.

      – Не трогай меня. – произношу и удивляюсь своему голосу. Гулкий. Замороженный. Не мой голос. Так говорит пустота, что теперь поселилась у меня внутри.

      – Хорошо, – осекается. Пиджак безжизненно повисает на его руке.

      – Прости. Прости. Прости. – повторяет, как заведенный. – Я так виноват перед тобой…

      Признает вину. Значит, точно изменял. Точно? А я сомневалась? Ну и наивная же дура!

      – Прости, милая, я не знаю, что еще сказать.

      – Ничего не говори. Не стой у меня на пути.

      – Лера,