В пульсации мифа. Татьяна Азарина

путь и уже не отпустил в тот вечер…

      – Мама, а почему ты не сказала отцу, что Беркутов тебе предложил выйти за него замуж?!

      – Да ты что?! Я же боялась потерять его! Как бы он повёл себя? Я молила Бога, чтобы этого он никогда не узнал.

      – Да, за себя ты никогда не боролась, не отстаивала себя. А всё этот унизительный страх, дорогая! Ты не верила, что ты достойна отца?

      – Не верила. Не верю до сих пор.

      – И долго в паре ходил отец с Беркутовым?

      – Недолго. Он мне как-то сказал, что увидел, как Беркутов ударил солдата. Отец считал это недопустимой подлостью в армии. И они тогда же объяснились.

      Мамина история ошеломила неправдоподобием на индийский манер – связью этих мест, даже дворов и домов, знакомых мне с первых лет, с отцом. Я так и не смогла освободиться от ощущения, будто хожу по его следам, встречаюсь с его тенью. На всём лежит печать его присутствия. Не пространственная нас разделяет черта – здесь-то всё сливается в единое наше существование, а временная: «до и после».

      Беркутов знал моего отца и продолжает жить, как жил. Подумать только: и он – рядом! Я видела с самых первых лет лицо этого человека, обычно шагающего мимо нашего общего двора то к своему сараю, то на работу, то ещё по каким-то своим делам. Лицо на самом деле угрюмое, а чаще – злое. Он был темноволосым, некрасивым, действительно, слишком широкоплечим для своего низкого роста, и впечатление всем своим видом производил на меня неприятное. Тяжёлое. Он никогда не смотрел на меня, но я его почему-то боялась и с облегчением принимала его пренебрежение, отсутствие всякого любопытства ко мне. Потому что казалось: посмотрит он на меня – и раздавит. А ведь я совсем ничего не знала о нём. Известие о его роли в судьбе мамы, о том, что он знал отца, служил с ним, заставило перебрать в памяти моменты, что запомнились мне как непомерный груз для моих эмоций.

      Историю с Беркутовыми мама рассказала мне уже в школьные годы, когда я насмотрелась, бывая у бабушки, на их грубых сыночков, горланящих громче всех во дворе в шумных игрищах. Насмотрелась до степени сознательного отторжения их от себя. К тому времени я уже научилась исключать, словно вырезать их из поля зрения, то есть не замечать, сколь бы навязчиво они о себе ни заявляли шумом. В памяти отложилось, как Беркутовы-родители звали мальчишек домой, отец – всегда рявканьем, мать – нервно срываясь на крик.

      Эти сыночки вели себя со мной, впрочем и с другими девочками во дворе, очень резко, и всегда у меня создавалось впечатление: только не попадаться им на глаза! Но почему?! Какая-то странная загадка была в том, что они для меня излучали опасность…

      Оба мальчика, Сергей и Витя Беркутовы, только и делали, что мелькали у меня перед глазами. Двор был общим: дом-близняшка перед своими подъездами имел лишь место для клумб и кустарника. А окна квартиры Беркутовых на верхнем этаже выходили на наше общее пространство с детской площадкой на два дома меж домами и были всегда у меня перед глазами, если я любовалась зеленью двора из кухонного окна.

      До сумерек мальчишки гоняли мяч во дворе, как положено им в этом возрасте.