Другие люди. Игорь Пузырев

Хорошо корит! Рукастый мужик у меня!

      – Вот ведь, Нюша, он мне говорит – балалайка твоя надоела! А я ка-а-к ему ею ябныла – так струны и повисли!

      Анна Ивановна показала пухлой рукой как.

      Чуня

      Как и когда в поселке завелась Чуня – никто не вспомнит.

      Населенный пункт разложился недалеко от Ленинграда, и обладал поселкообразующим военным заводом. На заводе выпускали куски ракет и топливо к ним. Чужие здесь не ходили и любого человека с иным цветом кожи, языком и вероисповеданием местные жители вычисляли острым глазом прямо на платформе, к которой прибывала электричка. Быстрый звонок в милицию – и чужеземец уже ехал на встречном поезде обратно. Откуда прибыл. Потому что – тайна тут вокруг.

      В поселке жили отличные люди страны. Именно в таких нуждались ракеты. Не могли худшие из худших создавать лучшее из лучшего! Отовсюду съезжались они создавать и творить здесь. В основном из Сибири. Причина их исхода с родины, наверное, еще и в том, что из Сибири до Ленинграда далеко, да и куда хочешь далеко, а от завода близко – всего час езды. Ракетостроители молоды, умны и красивы. Ликом, телом и душой.

      А Чуня – нет.

      К самым молодым и красивым приезжим девушкам из Сибири, которым завод щедро построил пятиэтажное общежитие с вахтером на первом, любили приходить целоваться местные парни. Хотя, пожалуй, целоваться после работы являлось любимым занятием и самих сибирячек тоже. Не ракетами же едиными в таком-то возрасте! Каких там только не жило – тех зауральских поцелуев! Быстрые и неуловимые от маленьких брюнеток. Осторожные и сухие от натуральных блондинок. Протяжные и уносящие вдаль от забайкальских хвостиков воронового крыла. Все они после рабочей смены в лучших халатиках, которые не обязательно сшиты самыми длинными, собирались на общей кухне. Ждать. Ну, когда же начинать-то!?

      Чуня никого не ожидала. Сегодня, равно как вчера, и завтра тоже. Она была в своей комнате.

      Дверь на лестницу из общей квартиры с заходом солнца всегда предусмотрительно полуоткрыта. Все три двери на площадке, на всех четырех этажах подъезда – халатиков на всех хватит. На первом встал заслоном вахтер, заняв своими хитроумными, непролазными баррикадами весь этаж. Конечное же – Вахтерша, но ее имя не склоняется вслух и не имеет никакого отношения к женскому роду. К никакому роду она не имеет отношения, оттого, что стоит на пути радости и любви.

      – Чу! Шум внизу! Началось! – уши часовых, дежуривших по чувствам от каждой квартиры, потянулись к дверному проему. Внизу звонкие и веселые мужские голоса, ответный рев и пальба словесами из-за надолбов бабы Зины. Сегодня ее смена. Зверюга! Какая-то суета, толкотня, попытка прорыва, жалостливые, но стойкие звуки толкаемой туда-сюда по каменному полу старой мебели заграждений. Стихло.

      – Не прошли! Сегодня опять не прошли! Зина – сука! – халатики потянулись в кухню обсуждать. Некоторые часовые все же у дверей – вдруг чудо случится! Чуда!

      Чуня за закрытой дверью полутемной