Цвет греха. Белый. Александра Салиева

бы ничего упускать. Как вы себя чувствуете?

      Анна улыбается ему точно так же, как и мне, словно вымучивает из себя подобие радости.

      – Вполне хорошо, спасибо, – прикрывает глаза.

      Ни на одного из нас больше не смотрит. Даже на того, к кому обращается. И если Фара и Антонио терпеливо ждут, когда она справится с собственной слабостью, чтобы продолжить разговор, то Айзек…

      – Первый триместр? – переспрашивает, как мысли мои читает. – Какой ещё нахрен первый триместр?

      Мужчина в белом халате заметно тушуется под тяжёлым пристальным взглядом задавшего вопрос. Я же обращаю внимание на то, что похоже данная новость остаётся таковой только для нас двоих. Антонио и Фара явно давно в курсе, иначе бы не отличились очередным молчанием. Вряд ли их выдержка настолько превосходна. Даже в лице ничуть не меняются.

      – Пожалуй, я оставлю вас наедине, зайду снова немного позже, – так и не отвечает доктор.

      Спешит банально свалить. В воздухе моментально становится так много напряжения, что и я спешу последовать его примеру.

      – Я тоже пока побуду в коридоре, всё-таки меня это не касается, – мямлю в качестве своего оправдания.

      – Нет, Нина. Останься. Эта тема касается всех нас.

      В памяти мелькает образ детской, наличие которой я недавно обнаружила, но сопутствующие ассоциации я напрочь отметаю, развернувшись на голос Фары.

      – Всё-таки мы теперь семья, – поясняет она мягко.

      За уточнение я ей благодарна. Но не Айзек.

      – И не смотри на меня так, мы с Антонио тоже только полчаса назад узнали, всё ещё не усвоили, – добавляет она для него.

      Вряд ли он становится таким же мрачным как Антонио именно по этой причине, но оставляю свои умозаключения при себе. К тому же, моя помощь ему вовсе не требуется.

      – Да похер мне, когда вы узнали. Ровно, как и глубоко похер на сам факт этого залёта, – произносит мой супруг. – Но было бы неплохо, – сосредотачивается на Анне, – если бы ты наконец повзрослела и перестала травить жизнь совсем уж беззащитного перед тобой, – опирается сомкнутыми в кулаки ладонями о спинку больничной кровати и слегка прищуривается, с презрением разглядывая девушку. – Ну, если конечно вообще собираешься её сохранить. Хотя уверен, сделаешь лишь одолжение этому ребёнку, когда решишь иначе.