Первые и Вторые. Второй сезон. Корнеслов. Дмитрий Шелег

дамы, он сделал скорбное лицо:

      – Примите мои искренние соболезнования…

      Глаза Елизаветы Тимофеевны начали наполняться слезами. Она отмахнулась и достала из рукава тоненький батистовый платочек с монограммой «ЕТМ».

      Валерий Викторович, сделав деликатную паузу, спросил:

      – Багаж?

      Елизавета Тимофеевна отмахнулась:

      – Я налегке.

      Он понимающе кивнул, одной рукой принял ее саквояж, второй взял ее под локоток и коротко, по-простому, к удивлению мягким голосом, предложил:

      – Поедемте домой.

      Она, промокнув носик, кивнула и подняла глаза вверх – дождик усиливался.

      Он без тени неудобства перед приличиями снял с себя сюртук и накинул ей на плечи.

      Она благодарно улыбнулась – таких, как она, в сюртук могло поместиться несколько.

      Он подозвал рукой извозчика.

* * *

      За ними следовала новенькая рессорная бричка с закрытым кожаным верхом.

      На борту брички красовался герб с двумя почтовыми рожками на фоне царского двухглавого орла, глядя на который Альфонсо выругался на возницу:

      – Che cagata!

      Тот раздраженно ответил, подняв руки кверху, явно передразнивая брата:

      – Che boiata! Mama Mia!

      За поводьями сидела полная копия Альфонсо, только помельче: такой же черноглазый, с прямыми вразлет бровями на высоком прямом лбу, нос с горбинкой был посажен точно посередине худого лица, узкие, но чувственные губы оттеняла начинающая выступать за день черная щетина, длинные смолистые волосы слиплись от дождя. Даже еле умещавшийся вдвоем с братом на тесном сидении, он сидел в величественной и непринужденной позе.

      Альфонсо эмоционально перешел на русский:

      – Джузеппе! Я думал, что у тебя хватит мозгов и ты арендуешь карету! Зачем воровать почтовый дилижанс и привлекать к нам внимание?

      Джузеппе, утирая со лба капли дождя, с кривой улыбкой ответил:

      – Зачем платить, если можно взять так!

      Альфонсо сделал страшно недовольную гримасу, когда увидел следы крови, оставшиеся на лбу брата.

* * *

      Альфонсо впервые был в Москве и поморщился, глядя на грязные от дождя земляные улицы города. Но он обратил внимание, что они были значительно шире, чем в Европе. Только ближе к центру начинались улицы, мощеные камнем, да с такими же каменными тротуарами, располагавшимися выше уровня мостовой.

      Практически все дома были каменные, встречались даже настоящие дворцы, но его больше удивило нескончаемое количество золотых куполов церквей на всем пути.

      Еще 25 мая 1705 года появился известный указ Петра I «О делании в Москве по проезжим большим улицам мостовых из дикого камня и о сборе на то с крестьян и купечества камней определенной величины».

      Согласно этому указу, повинность замощения московских улиц была возложена на все государство. С дворцовых, архиерейских, монастырских вотчин и со всех вотчин служилого сословия предписывалось «камень имать» по числу крестьянских дворов, «изготовить