Гнездо аиста. Юлия Лавряшина

меня сияющие глаза?

      – И волосы.

      От ее смеха у него опять разбежались приятные легкие мурашки.

      – Сияющие волосы? Разве такие бывают?

      – Как утренний туман, – расходясь все больше, возбужденно проговорил Клим. – Когда солнце только появляется, он начинает светиться.

      Она с любопытством заглянула ему в лицо и подперла кулачком склоненную голову:

      – Где это вы видели?

      – Я вырос в деревне.

      – Правда? Вот не подумала бы…

      – В вас говорит снобизм горожанки, – с упреком заметил он и сделал обиженное лицо.

      Охотно рассмеявшись, она без особой грусти сказала:

      – А я даже ни разу не была в деревне. То есть не жила. Так, проезжала мимо…

      – Хотите поехать? – выпалил он, уже целиком отдавшись тому незнакомому ощущению радости, которое совсем захлестнуло его, не предлагая никаких объяснений своего возникновения.

      Понимающе улыбнувшись, Зина утвердительно проговорила:

      – Вы шутите, сударь!

      – Нет! Если только хотите…

      – Но это же невозможно!

      – Ну да, – сразу сник он. – Я забыл. Невозможно, это точно.

      Почувствовав себя отчасти виновной в том, что его радость угасла, едва разгоревшись, Зина ласково спросила:

      – А у вас кто-то остался в деревне?

      – Мама, – ответил Клим, думая о другом, и вдруг вспомнил, что на старом-старом снимке у его матери были такие же длинные косы. Только совсем темные.

      – Но вы не думаете туда вернуться…

      – Это так очевидно? – спросил он напряженным тоном человека, публично уличенного в слабости.

      – А кто вам мешает? Врачи везде нужны… Если б хотели, уже давно вернулись бы…

      Жалея о том, что разговор привел их к тому, с чего они начали, Клим мрачно сказал:

      – Боюсь, возвращаться на родину можно только победителем. Или хотя бы счастливым человеком.

      – Извините, – попросила Зина, поморщившись. – Я должна была понять…

      – Как вы думаете, он… Иван действительно заговорит со мной об этом? Ну, о том парне? – спросил Клим о том, что все это время не давало ему покоя.

      Зина быстро взглянула на часы, которыми было охвачено тонкое загорелое запястье. «Ей же еще играть, – спохватился Клим. – А я отвлекаю…»

      – Он поговорит с вами. Конечно.

      – Я пойду вниз, – он начал подниматься, но тут же тяжело осел, сбитый с ног приливом головокружения.

      Она опять беззлобно расхохоталась:

      – Давайте-ка я вам помогу!

      – Что-то я…

      – Ничего-ничего, бывает! В нашей среде обычное дело.

      Наконец Клим смог ощутить ее руки. Сжав их, он с сожалением подумал, как жаль, что нельзя посидеть вот так хоть немного – прикасаясь к красивой женщине. Потом, повинуясь порыву, который оказался настолько больше его самого, что справиться с ним не было никакой возможности, прижался губами к ее ладони. И, мгновенно очнувшись, забормотал, оправдываясь:

      – Спасибо, что вы сыграли в моей пьесе.

      Она присела, потому что Клим так и не встал, и,