Незнакомец. Суровый батя для двойняшек. Регина Янтарная

Маши, и она машинально поджимает их под сидение.

      – Извини. Ничего личного. Привычка глазеть на женские ножки, – произношу тихо.

      – Вы женаты? – слова Марии бьют меня под дых. И я вздрагиваю. Отворачиваюсь от пассажирки, смотрю на дорогу. Одна за другой бегут в голове мысли о жене, но я их отбиваю, не впускаю в себя. Не хватало еще раскиснуть.

      В груди нарастает боль.

      Да, Машенька. Я женат. Но из-за твоего отца нам не удалось пожениться официально. Поэтому моя девушка осталась без кольца и печати в паспорте. Пожалей меня.

      Нет, эта не пожалеет.

      Такие, как Мария Угрюмова-Маркина любят людей только в одном случае, когда они им служат и деньги приносят в зубах.

      В висках пульсирует, становится трудно дышать. Трудно врать, когда на тебя смотрят подобным изучающим взглядом.

      – Нет, у меня нет жены! – лгу. Открываю окно и вдыхаю свежего воздуха.

      – Можете выключить печку, я согрелась.

      – Спасибо.

      Поздно. Голову сдавливает тисками боли.

      Седой

      Меня злит тот факт, что я должен лгать и извиваться лишь бы не нервировать хозяйскую дочку.

      Молча везу Марию к ее отцу.

      Вашу мать!

      При чем здесь я. Не нянька я этой великовозрастной девчонке. Пусть сам Угрюмый объясняется с наследницей. Мне-то на черта лезть в его дела.

      Подъезжаем к особняку, где нас никто не встречает, кроме охранника.

      – Хозяин у себя? – блуждаю взглядом по окнам, наблюдаю горит ли свет.

      Выход из этой ситуации вижу один – притащу к нему его дочку, пусть разговаривает с ней.

      Пусть его Машенька, мнящая себя психологиней, решает папуля был прав или нет, когда лгал ей.

      По мне так он отъявленный мерзавец. Так прокатить родную дочурку.

      А она пусть сама оценку дает его мерзкому поступку.

      Возможно, Мария простит отца сходу, всё-таки родной человек, кормилец. Может, он для нее особенный и априори заслуживает прощения.

      По моей вере – не прощать лгунов. Если они соврали тебе раз, будут и последующие.

      Уверен, что веры у нас разные с этой девицей, выросшей в тепле и комфорте у синего моря, среди чужеземцев.

      Хмыкаю.

      Ловлю себя на мысли, что не хочу быть глашатаем и нести плохие новости. Девушка моментально запишет меня в чудовища, я видел, что сразу пришелся ей не по душе.

      Ладно. Не буду отнимать у нее ее веру, пусть это сделает кто-нибудь другой!

      Ощупываю ментально свои ощущения, и понимаю, что меня даже чувство вины не жрет.

      Черствый я стал. Давным-давно.

      Жизнь не облизывала, и таких как Угрюмый не жалею от слова совсем. Они же не жалеют простых людей, отнимают последнее, подставляют невиновных.

      С чего бы жертве жалеть палача?

      Бросаю на малышку беглый взгляд, понимаю краем мозга, что по какой-то неизвестной мне причине не желаю показывать Маше своих демонов. Ни к чему.

      Машенька – она как светлый лучик в нашем царстве тьмы угрюмых мужиков.

      Пусть она станет для своего отца частичкой света.

      Может