Папа для потеряшек. Кара Мель

виделись несколько лет, а между нами ничего не поменялось. Чувства остались все те же. Мне так и хочется ее укусить.

      Оля поднимает голову, встречается со мной взглядом. В ее глазах читаются страх и гнев. Делает шаг назад, нога попадает на металлическую перегородку дверного проема и подворачивается. Девушка летит вниз.

      Кидаюсь вперед, реакция у меня молниеносная, оттачивалась много лет. Успеваю подхватить ее буквально в сантиметре от пола. Обхватываю руками за талию и придерживаю затылок, чтобы не ударилась головой. Прижимаю к себе.

      Хрупкая. Аккуратная. Миниатюрная. В своей легонькой курточке Оля, словно кукла, стройна.

      Снова свербит в груди. Вновь накатывают воспоминания…

      Не успеваю в них погрузиться, как щеку пронизывает острая боль. Охреневаю, брови подлетают наверх.

      – Сволочь! Гад! Ублюдок! – Нежной и ласковой девочки след простыл. Не успев подняться на ноги, Оля кидается на меня. – Ненавижу тебя! Ненавижу! – кричит на весь двор.

      – Вот и поговорили, – негромко произношу. Я пока пребываю немного в шоке от ее поведения. Вообще не готов был к подобному.

      Торковская всегда была острой на язык, но не истеричкой. А сейчас она ведет себя явно не как всегда.

      – Убирайся отсюда! – вновь пытается кинуться на меня.

      – Воу-воу, полегче! – обращаюсь к ее здравому смыслу, но Оля за гневом не слышит меня.

      Она превратилась в мегеру, что так и норовит выцарапать мне глаза или ударить как можно больнее. Того и гляди пинаться начнет.

      Твою бы энергию, да в другое русло… Ох, там был бы настоящий огонь!

      Хватаю Олю за руки, не позволяю ей расцарапать свое лицо. Мне еще на работу ходить, и светить разукрашенным фейсом нет никакого желания. Представляю, как будут глумиться Макс и Дава, если Оля все же доберется до меня своими острыми коготками.

      Единственное, что я позволю себе расцарапать, так это спину. И только потому, что лежащей подо мной девушке будет несказанно хорошо.

      Кажется, однажды мы это уже проходили. Жаль, что я толком ничего не помню про ту ночь. Зато помнит она.

      Вытаскиваю брыкающуюся девушку на улицу, применяя силу, веду к своему авто и запихиваю в салон. Сам залезаю следом.

      – Ненавижу тебя! – шипит разъяренной кошкой. Вновь пытается пощечину влепить. Опережая удар, перехватываю занесенную ладонь, подношу к губам, но не целую. Просто держу и смотрю Оле в глаза.

      Она вся пылает от гнева.

      – Это мы уже слышали, – держу ее руки в своих. Опускаю, но не отпускаю. Так будет безопаснее для каждого из нас.

      – Отпусти, – дергает кисть, пытаясь вырваться. Не позволяю.

      – Чтобы ты в меня чем-нибудь зарядила? – вопросительно выгибаю бровь, ухмыляюсь.

      Оля недобро щурится.

      – О, это я с удовольствием! – не скрывает свою злость. – Жаль, нечем, – осматривает автомобильный салон.

      Девушка задерживает взгляд на стаканчике с еще не остывшим кофе, что стоит в подстаканнике. На заправке купил по дороге.

      Губы расплываются в довольную ухмылку. В глазах появляется азарт.

      Я