Дочь лучшего друга. Мое порочное искушение. Даша Литовская

самой оценить возможности не было. В город я возвращалась набегами, на пару дней, в перерывах между выставками по миру.

      – Ее купили, да? – боязливо закусываю губу.

      Пытаюсь распознать свои ощущения. Сомневаться, что полотно с поцелуем и правда приобретут, было бы глупо. У Ингрид глаз на такие вещи наметан.

      Но я… Я будто видеть эту картину не хотела. И в то же время, не хотела ее отдавать.

      Неправильно это… Будто вручить постороннему человеку частичку себя…

      Ингрид достает телефон из сверкающей сумочки, и набирает на калькуляторе семизначную сумму.

      Изумленно округляю глаза, а девушка лишь покачивает темными волосами, преисполненная чувством собственной важности. Гасит экран мобильника.

      – Кто молодец? – играет бровями, – я молодец. Я и сама не думала, что так быстро заберут. Все-таки ценник заломила неслабый. Но-о… – заманчиво улыбается, – кажется, твои фанаты далеко не бедные люди, – с еврейским акцентом провозглашает.

      Напряженно смеюсь.

      В душе копошится что-то неясное. Что-то, что я сама еще не могу разобрать.

      – Ладно, – с горящим взглядом, Ингрид выхватывает в толпе очередного известного критика, – развлекайся, – бросает мне, и скрывается среди гостей галереи.

      Я тихо пробираюсь к картине.

      Встаю напротив нее. Скольжу грустным взглядом по табличке «Продано» внизу полотна.

      Сильнее сжимаю в пальцах ножку бокала.

      Покупатель будет любоваться на эту картину, гадая кто эти мужчина и женщина. А может, мечтая хоть раз испытать те же жгущие чувства. Или придаваться воспоминаниям о своей безвозвратной любви…

      Но я ее уже никогда не увижу.

      Медленно прикрываю глаза, в миллионный раз транслируя в сознание мантру: «Пора отпустить. Он не любит тебя. А ты не любишь его. Эта была просто похоть. Запретная страсть. Маленький грязный секрет».

      Но, почему-то от «просто похоти» так сильно ноет порой слева под ребрами.

      И думаю я об этом секрете слишком уж часто. На запястье красный след от ударов резинкой вообще не проходит…

      И в это платье влюбилась лишь из-за цвета, который так напоминает…

      Щелк! Распахиваю глаза.

      Привычка бить себя по запястью, наработанная длинными месяцами, как панацея спасает.

      Я трясу головой, будто сбрасывая оцепенение. Цепляю на губы вежливую улыбку. Посылаю картине прощальный взгляд напоследок, и уже собираюсь вернуться к гостям, когда слышу за спиной короткое, но такое ласкающее:

      – Софи…

      Раз. И мир, наполненный живыми людьми начал меркнуть. Снова сузился до одного человека.

      Я оборачиваюсь.

      Вуаль вернулась.

      А под ней – только Он…

      Губы раскрываются сами собой, судорожно втягивая глотки кислорода. Ноги слабеют. Перед глазами дрожит наполненная людьми галерея.

      И Он.

      Данис.

      Данис Асадов.

      Миллиардер, разбивший мне сердце, и лучший друг папы…

      Мужчина, которому я подарила невинность.

      Человек,