Сделаю тебя взрослой. Любовь Попова

движение, и она уже подо мной. Сладкая, возбужденная, пытается меня ударить, чем только распаляет желание!

      – Ты больной! Отпусти меня! Мы же в моем дворе! Что все подумают?

      – Вечно ты только об этом и думаешь. Что все подумают? Хочешь честно? Всем на тебя наплевать!

      – Это ты так оправдываешь свои гнилые поступки? Свое предательство тогда? Свою тупую шутку сейчас?! – новая попытка ударить, но я хватаю ее руки, поднимаю над головой.

      Черт знает, сколько я представлял ее именно так.

      Сочной, сладкой, беспомощной, но готовой!

      Еложу по ее телу, коленом ноги раздвигая.

      – Сережа, я закричу! Скажи! Скажи, зачем? – почти плачет. Слезу с щеки стираю.

      – Я не брал вещи из шкафчика, заглянул, когда девки выходили, шептались, увидел на самом дальнем шкафу. Не смог удержаться. Ты бы иначе не села в мою машину! А мне так хотелось подвезти тебя, прикоснуться к тебе, почувствовать тебя!

      – Почему? – спрашивает почти шепотом, не сопротивляется, когда коленом ноги ее развожу, между них вклиниваюсь.

      – Вот поверишь – нет, я сам объяснить не могу. Нам вообще вместе быть не стоит, тем более, так близко, тем более, когда моя ширинка в твою упирается, особенно когда твои сладкие губы на расстоянии пары миллиметров.

      – Прекрати!

      – Особенно когда ты сама меня хочешь!

      Все это как переключатель срабатывает. Она всегда это отрицала. То ли самой себе врет, то ли мне?

      – Слезь с меня. Придурок! Я не хочу тебя! – толкает довольно сильно.

      Откатываюсь в сторону и тут же натыкаюсь на взгляд отца Луши.

      Еб… Это хренарики. Он же меня убьет сейчас!

      – Пап, мы просто упали. Сережа меня подвез.

      Не вариант. Не работает. Меня уже поднимают за футболку и под визг Луши бьют рожу.

      Заслужил, да!

      Сопротивляться не буду. Хотя бы потому что старших уважаю, а еще потому что убить могу одним ударом. Он кидает меня на асфальт, царапаюсь локтем, но спокойно встаю.

      – Если еще раз, Самсонов…

      – Да ничего вы не сделаете, – сплевываю кровь, кидаю. Последний взгляд на Лушу и прыгаю в тачку.

      Даю по газам и срываюсь с места. Кровь кипит, в висках пульс бьется, еще немного, и башка расколется надвое от этих ударов, отражающих биение сердца.

      Наплевать бы на него, поиметь Лушу и закрыть этот гребаный гештальт, который не дает спать нормально уже два с половиной года! Набираю скорость, обгоняю тачки.

      Помню, мы в машине «Скорой помощи» с такой же скоростью неслись. После матча. Я со сломанной ногой и Луша, крепко к себе прижимающая. И шепот ее как морфин.

      – Потерпи, милый, потерпи!

      Сидела, за руку держала, когда вправляли, потом мандарины свои таскала, будоражила сознание своими спортивными штанами. Вроде, прилично все, а меня так перло, что змея душил чаще обычного. Она как-то застукала, пришлось наорать, выгнать.

      – И чтобы больше здесь не появлялась, малолетка! – сказал, да. А потом ждал. Что появится, что мандаринов принесет. Вышел из клиники и попал на ее выступление. Меня так крыло, что готов был прямо там ее на ковер этот уложить. И даже стрижка ее эта не помешала