Бес . Ульяна Соболева

как в фильме…отработанная или настоящая, я уже не знал. Тем более, когда Ассоль прошлась по своей клетке, все так же продолжая себя обнимать…но как изящно, чёрт бы её подрал, она шла. Словно по красной ковровой дорожке, а не холодному бетонному полу своей камеры. А меня пронзило осознанием собственного наслаждения. Моя! Да. Вот теперь Ассоль принадлежала мне. Вот теперь мне действительно плевать, играет она очередную роль или проживает свою жизнь, говорит правду или откровенно лжёт. Потому что теперь она от меня никуда не денется. Моя в самом примитивном смысле этого слова – когда я могу сделать с ней что угодно и когда угодно, и никто и никогда об этом не узнает.

      Понимает ли это сейчас моя девочка? И насколько страшно ей от этой мысли? Впрочем, я думаю, что навряд ли. Наверняка, до последнего будет надеяться на то, что её спохватятся, будут искать. Всё же отечественная звезда кинематографа. Да вот только у меня для неё уже была приготовлена легенда. Легенда, которую уже активно распространяли мою люди. Согласно ей, связь с самолетом, в котором летела на съёмки своего нового фильма знаменитая актриса Алина Бельская, была внезапно потеряна, а сейчас уже, наверняка, поисковые службы обнаружили обломки аппарата, на котором она прибыла на остров. А среди этих обломков – и останки молодой женщины и экипажа самолёта. Естественно, бортовые самописцы выдадут ту информацию, которая выгодна мне сейчас. И тогда я, возможно, даже позволю ей посмотреть на собственные похороны по телевизору, в последний раз посмаковать народную любовь и обожание. Потому что потом она останется один на один с моей ненавистью. С той самой, которую я вижу ответным блеском в глубине зелени её взгляда.

      Глава 3

      – Александр Владимирович, она увидеться хочет,– Егор замялся, сминая татуированными пальцами чёрную короткую шапку, которую носил, кажется, в любое время года, обычно закатывая её снизу так, чтобы не видны были две прорези для глаз. Зимой он менял её на такую же вязаную, и обязательно с теми же дырками. Говорил, что никогда не знаешь, когда понадобится лицо скрыть.

      – Хочет? – сдержав улыбку, когда он как-то резко глаза прикрыл веками. Да, ведь парень, как и весь остальной персонал сразу же усвоил, что моя гостья здесь на особых правах, пусть даже их у неё по большому счёту и не было. И она могла жить хоть в клетке, хоть в моей спальне, никому из них в голову не придёт отнестись к ней иначе, чем с уважением и осторожностью. Что мне нравилось в этих ребятах – никаких особых распоряжений по этому поводу я не давал. Только относительно её кормления и наблюдения в те дни, когда самому приходилось улетать с острова. И в то же время я был уверен – ни один из них не посмеет пальцем притронутся к пленнице или даже заговорить с ней. Жалость ли, похоть ли, сочувствие ли…любые эти эмоции меркнут по сравнению со страхом. Со страхом ошалелым, почти животным. И я постоянно подпитывал в них его, давая чётко понять: своим людям я прощаю всё, кроме предательства. Предательством автоматически считалось любое, даже малейшее нарушение