Иуда. Ульяна Соболева

комнате светло, пахнет осенью из приоткрытого окна. Мама любовно гладит фиалки на подоконнике.

      – Не думала, что ты будешь за ними следить.

      – Как видишь, слежу.

      – Давай, просыпайся. Папа уже в столовой с утренней газетой ждет тебя.

      Гаджеты это не про папу. Ему неизменно привозили свежую газету. Слуги их гладили, чтоб краска не отпечатывалась на отцовских пальцах. Честно говоря, она уже давно не оставляет следов. Сейчас не восьмидесятые, но слуги были так приучены.

      Фух. Как хорошо, что уже утро. Давно не видела этот кошмар. Кажется, несколько месяцев. Даже понадеялась, что он больше мне не приснится. Но как говорит мой психолог, любой стресс может спровоцировать панические атаки и кошмары, и тогда нужно будет вернуться к антидепрессантам и нейролептикам. Чего мне ужасно не хотелось. Притом стрессы любого рода. Даже положительные. Нет…это всего лишь один раз. Больше не повторится. Я давно с этим справилась, я сильная, я выросла. У меня теперь у самой есть почти пациенты.

      – Хорошо, мам. Я быстро. Сейчас умоюсь, приму душ и спущусь. Пусть Рита приготовит яичницу с беконом и плавленым сыром. Свежий огурец без соли и кофе. Латте без сахара.

      – Уверена, она помнит.

      – Вчера мне положили сахар.

      – У нас новая обслуга. Вчера был как раз ее первый день. Сегодня Рита.

      – Хорошо.

      – У тебя все хорошо? Ты вся бледная.

      – Все хорошо, правда. Я просто…просто устала.

      – Что с машиной? Папа говорил, что машину пришлось везти в ремонт.

      – Да. Что-то сломалось. Я в этом не разбираюсь.

      – Кто привез тебя домой?

      – Такси.

      Быстро ответила я и встала с постели, поправляя пижамные шорты и направляясь в ванную комнату.

      – Не помню, чтоб возле дома останавливалась машина.

      – Я попросила высадить меня раньше и прошлась пешком. Все, мам, я включаю воду и не услышу тебя.

      У самой горят щеки. Не умею врать. Когда вру, кажется, что все тело покрывается красными пятнами, которые жгут и чешутся.

      – Сегодня годовщина…

      Тихо говорит мама в приоткрытую дверь ванной.

      – Я помню.

      Отвечаю ей так же тихо.

      – Отец не хочет устраивать поминки…но я купила конфеты. Помяни, хорошо?

      – Помяну.

      Отвечаю и чувствую, как мурашки пробегают по коже. Почему-то именно сейчас мне не хочется лезть под воду и мыться. Но я заставляю себя встать под струи и поднять вверх лицо, намочив волосы и выдавливая мыло на ладони.

      – Это «Антошка», как она любила.

      – Хорошо, мам.

      Дверь закрылась, и я выдохнула, позволяя воде стекать по своему телу, по лицу, волосам.

      ***

      Спустилась вниз по лестнице. Вместо семейных фото на стенах теперь картины. Уже много лет здесь не висят наши портреты. Так хочет папа. А папино мнение здесь закон. Вообще любое его решение закон. Я знаю, что как только войду в столовую, он осмотрит меня критическим взглядом, а потом опустит глаза в газету, в его руке будет маленькая чашка кофе. Рядом