Яма. Елена Тодорова

на выходку Ники с преступным снисхождением. Покачиваясь под медленный ритм музыки, они лишь периодически поглядывали на то, как Закревич притискивал их «младшенькую».

      «Малая, конечно…»

      У Градского приличных слов на нее не нашлось. То, как импульсивно и самонадеянно она себя вела, граничило с самой обыкновенной дуростью.

      Кому и что она хотела доказать?

      С виду воспитанная и правильная, а на деле – мелкая пакостная интриганка. Манипулировала старшими сестрами, как вздумается.

      «Да пошла она…»

      Стал бы он еще о ней думать. Знать ее не знал. И не хотел узнавать.

      «Жестокая любовь» Куркова показалась Граду самой тупой, сюрреалистичной и вызывающе длинной композицией, которую он когда-либо слышал.

      «Сочинил же кто-то…»

      «Бредятина…»

      Окончательно пропал положительный настрой. Замутило, несмотря на приличное количество алкоголя в крови. Курил сигарету за сигаретой и даже не замечал.

      – Град, харэ уже. Как паровоз, ей Богу…

      Следующей композицией понеслась поднадоевшая «Голая», но даже это воспринималось приятнее предыдущего треша. Вернувшись в их компанию, Доминика общалась исключительно с сестрами. В его сторону какого-то хр*на больше не смотрела. Будто он ей резко разонравился.

      «Отвернуло, значит?»

      «И слава Богу!»

      Как только звучал какой-то тягомотный бред, Закревич подходил к ним и уводил девчонку танцевать.

      А Градскому, что до этого? По боку.

      Обратно переключил внимание на понравившуюся рыжую, и, пожалуйста, не прошло десяти минут, она сама к нему подошла. Представилась Светланой или Миланой, из-за шума не расслышал. Не в этом суть, впрочем. Как раз к тому времени, когда они собирались подняться наверх, в одну из свободных спален, Смирнова дошла до градуса невменяемости и, набравшись смелости, потребовала Градского на разговор.

      Сначала собирался ее послать. Потом, ни с того ни с сего, эта рыжая Светлана или Милана, глянув на него с раздражающим изумлением, настоятельно шепнула:

      – Ты же не станешь ее позорить на виду у всех? Иди, поговори, я подожду.

      Портить налаженный контакт, когда «уже горело», Граду вовсе не хотелось. А Наташка все не унималась и за руку его стала тянуть в сторону. Дура дурой. Решил сообщить ей об этом прямым текстом. Чтобы отлипла уже раз и навсегда.

        В полутьме прохладного холла поднялись на один пролет вверх, остановившись между цокольным и первым этажами.

      – Слушай, Град, – начала Наташка и тут же пьяно рассмеялась.

      Серега недовольно скрипнул зубами. Ожидая продолжения, не смотрел на нее.

      – Серег… – обхватив ладонями его лицо, настырно заглянула в холодные глаза. – Я тебя…

      – Ты перебрала, Смирнова. Сильно. Если не хочешь завтра гореть от стыда в моем присутствии, на этом и закончи свою пламенную речь. Нам еще год вместе учиться.

      Отпихнул ее от себя. Наташка дернулась и, оступившись, задела полуободранную