Наследник для чемпиона. Елена Тодорова

зале.

      Еще никогда ночь не ощущалась столь затяжной, попросту бесконечной. Кто бы знал, каких сил она мне стоит. Не позволяю себе расслабиться даже после ухода Тихомирова. И не зря. Едва сознание не теряю, когда полчаса спустя снова вижу Тимура. Теперь он один и… он выходит из кабинета управляющей.

      Боже… Что он там делал? Это связано со мной? А если наводил обо мне справки? Знает ли Инга Игоревна о Мише?

      Одергиваю себя до того, как здравый ум охватывает паника.

      Какая чушь! Слишком много чести для девочки из прошлого. Конечно же, он был там по вопросам, никак не связанным со мной. Боже мой… Что, если Тимур жаловался на плохое обслуживание?

      От досады впору разрыдаться. Приходится напомнить себе, что я уже выплакала из-за него максимальное количество слез. Хватит. Пошел он к черту!

      Ловить взгляд Тихомирова, в надежде что-то понять, нет нужды. Он сам инициирует зрительный контакт. Только я в тот момент забываю, что собиралась в нем разглядеть. Снова проваливаюсь в прошлое. Грудь опаливает жгучим жаром. В голове становится пусто, лишь «сверчки» в ушах поют, и в висках тарабанит.

      …– Поцелуй меня, Птичка… Нет, не так… – хрипловатый смех Тимура вызывает у меня очередной слёт мурашек-активистов. За чьи права они сражаются? Мои или его? Мне все равно. – Иди сюда… Расслабься, маленькая… Расслабься, Птичка… Чего так дрожишь? Боишься?

      Мотаю головой так же отчаянно, как и четыре года назад. Только тогда я испугалась, что он остановится, а сейчас пытаюсь избавиться от этих воспоминаний. От тех реакций, которые они вызывают.

      Хуже всего то, что не успеваю я восстановить нормальное сердцебиение, Тихомиров сокращает расстояние. Подходит настолько близко… Все, что я могу видеть – ворот его белоснежной рубашки и смуглую шею. Резко вдыхаю, неосознанно принимая в себя его запах.

      – Еще не передумала?

      Поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как движутся его губы.

      Внизу живота формируется огненный клубок, а я ведь полагала, что после родов утратила чувствительность и больше не испытаю подобного.

      – На счет чего? – спрашиваю зачем-то, будто не понимаю, что он имеет в виду.

      – Едешь со мной?

      – Нет, – отвечаю быстро, не позволяя себе думать и сомневаться. – Никогда я с тобой никуда не поеду.

      И в этот момент он вдруг прикасается ко мне. Сжимает подбородок, вынуждая поднять лицо и встретиться с ним взглядом.

      – Ты передумаешь, Птичка, – выдыхает со знакомыми вибрирующими интонациями и проводит большим пальцем по моей нижней губе.

      Не знаю, чего больше в этом заявлении – угрозы или обещания. Отмереть и продолжить функционировать получается, лишь когда Тихомиров отходит и направляется к выходу. Ну, а полноценно расслабиться удается только в конце смены, когда Инга Игоревна, смерив меня каким-то странным взглядом, вручает конверт с премией.

      Я справилась. Тихомиров на меня не жаловался.

      Домой несусь едва ли не вприпрыжку, обдумывая на ходу все, что нужно успеть сделать за