Ты теперь моя. Елена Тодорова

Степанович смеется, остальные тоже поддерживают. Сауль же сохраняет совершенно беспристрастное выражение лица. Никого, похоже, такая отстраненность не напрягает.

      – Драться – плохо, – назидательно произносит отвесившему челюсть Ивану мама.

      – Ага…

      – Никто не верил, что Рома Саульский сможет обуздать себя. Говорили мне что-то вроде: «Он не способен соблюдать правила», «Ничего из него не выйдет», «Жалеть будешь», – с едва заметной улыбкой продолжает мэр, зависнув невидящим взглядом в центре стола. Поджимая губы, кивает самому себе: – Они ошибались.

      – Когда папа впервые привел Сауля в дом, я решил, что он сдурел, – смеется средний сын мэра – Алексей. – Помню, как подумал: «Он нас всех убьет!». Страшно его боялся, да… Мне казалось, он готов наброситься на нас прямо во время ужина. Прости, – глядя на Саульского, со смехом прикладывает к груди ладонь. – Но это чистая правда.

      Тому, очевидно, и в этом отношение плевать. Сухо кивает – вот и вся реакция.

      – На самом деле, я действовал немного эгоистично, – продолжает вспоминать Виктор Степанович. – Я привел его в спортивную школу, потому что любил бокс. Ни один из моих сыновей не хотел этим заниматься, а Рома подавал надежды. Помнишь, что я тебе тогда сказал? – обращается к Саулю.

      – «Если не направишь себя в нужное русло – пропадешь», – тот приводит голую цитату, не окрашивая ее никакими эмоциями. – «Здесь ты можешь выпустить свой гнев, но есть правила. Запомни: правила есть во всем».

      В этот момент, глядя на Саульского, я чувствую, как меня разбирает странного рода волнение. Такая дрожь окатывает плечи, скрыть трудно. Сердцебиение учащается, и сбивает дыхание. Приходится приложить усилия, чтобы контролировать.

      За этими попытками я на какое-то время выпадаю из диалога.

      – …но ты показывал отличные результаты.

      – Не сразу удалось перестроиться. Махаться с кем-то на заднем дворе и драться на ринге – разные вещи. Последнее – совершенно другая динамика, – говорит Сауль.

      А я вновь зависаю на нем взглядом. Пока он не обращает на меня свой. Тогда опускаю глаза и поспешно хватаюсь за чашку с чаем.

      – И все же перестроился, – в голосе Ставницера слышна выразительная гордость.

      Поднимаю взгляд, как раз когда Катерина Львовна подключается, рассказывая для меня:

      – Рома очень часто был у нас дома. Я сама к нему прикипела.

      – Он многому научился. Но так и не научился никому доверять, – с какой-то обидой дополняет Виктор Степанович.

      – Кстати, да. Он ни разу не остался у нас на ночь! Мы ему доверяли, чтобы оставить у себя, он нам – нет, – смеется женщина.

      – Он и сейчас никому не доверяет. А если говорит, что да, мол, доверяю – лукавит, преследуя свои цели.

      Сауль не отрицает. Лишь слегка изгибает губы в скупой ухмылке.

      – Ты почти круглосуточно промывал мне мозги, Виктор Степаныч. Иногда я тебя ненавидел. Чтобы быть справедливым, за правду. И за то, что не мог тебе втащить.

      – И я промыл те