Первая леди для Президента. Ульяна Соболева

губы.

      – А теперь скажи, какого черта ты приехала? Закончились деньги? Я, кажется, позаботился о том, чтоб тебе хватило на три безбедные жизни, и тебе, и ребенку.

      – У меня закончились нервы…закончились слезы, закончилось все, что могло быть без него.

      – И ты приехала, чтобы кинуться ему в объятия?

      Говорит жестко, отрывисто, а сам наливает мне чай и достает конфеты в красивой коричневой коробке, завязанной серебристой нитью. Коллекционный шоколад. Я видела такой в доме Айсберга.

      – Я приехала увидеть его…узнать, как он.

      – Нормально. Вот я тебе ответил. Теперь ты уедешь?

      – Нет. Не уеду. Мне нужно с ним встретиться, один раз. Я готова ради этого на что угодно. Просто увидеть и сказать несколько слов, просто…посмотреть в глаза. Пожалуйста.

      – Ты не сможешь увидеться с Петром. Даже если бы я этого захотел.

      – Почему? Он…он не хочет меня видеть? У него…у него другая женщина, и он отрекся от меня?

      А внутри бешеный, дикий страх от мысли, что он мог умереть, от мысли, что могло случиться непоправимое.

      – У женщин только одно на уме… Нет.

      – Тогда почемуууу?

      – Петр в тюрьме!

      – Я хочу его видеть…

      Гройсман поставил чашку и посмотрел на меня из-под круглых очков. У него очень настырный взгляд, пронизывающий, ковыряющий до костей. Как же раньше он казался мне совсем другим. Вот почему Петр настолько безоговорочно ему доверял – Гройсман предан ему до невероятности.

      – Я, кажется, русским языком сказал – он в тюрьме.

      Я услышала. Только принимать отказывалась. Как и отказывалась верить в то, что не смогу с ним встретиться, не смогу дотронуться хотя бы до его руки. Возвращаться ни с чем. Возвращаться и понимать, что я поставила крест на всем, что было раньше, на своей любви.

      – А я русским языком сказала, что хочу его видеть.

      Наверное, это был момент откровения для меня, для него. Потому что мы оба помнили, как я стремилась избавиться от этих отношений, сбежать. Помнили, как я ненавидела Петра и кричала, что желаю ему смерти. Боже…я даже дошла до того, что ударила его ножом, а теперь…наверное, если бы не Льдинка, я бы могла умереть вместе с ним и ради него.

      – То есть ты считаешь, что вот так просто сейчас сели и поехали?

      Сказал с насмешкой. Язвительно и посмотрел мне в глаза с укором…как будто мы с ним вместе вспомнили одно и тоже.

      – Не считаю…я хочу знать, что нужно сделать, чтобы его увидеть…Я не уеду, понимаете? Я не сдвинусь с места. Хотите, я встану на колени и буду вас умолять. Я буду целовать ваши ботинки и просить вас, заклинать помочь мне.

      Встал со стула и склонил голову к плечу. Это раздражение во взгляде и пренебрежительный жест рукой. Такой, словно я ему надоела.

      – Девочка, ты можешь давить на меня сколько угодно. Если ты думаешь, что я привез тебя сюда, потому что ты начала меня шантажировать, то ты ошибаешься и очень сильно. Ты здесь, потому что я не хотел, чтоб ты стояла там на улице одна со своим чемоданом