Анатомия призраков. Эндрю Тейлор

по подушке. Запястья и лодыжки привязаны белыми шнурами к четырем столбикам кровати. Белая ночная рубашка со свободным воротом. Наверное, при жизни она была красива, подумал Иисус, – из тех красавиц, что того и гляди разлетятся на мириады осколков, если сдавить их покрепче.

      Он наклонился ниже. Она была совсем молоденькой… лет тринадцати или четырнадцати. Кожа от природы очень бледная, но щеки горели алым, почти пурпурным. Глаза открыты, а губы широко разошлись.

      Он поднес свечу ближе. На губах виднелась пена, а в уголке рта – струйка рвоты. Глаза девушки вылезли из орбит.

      – Черт побери…

      – Такое расточительство, – сказала миссис Фиар. – К тому же я уверена, что она и вправду была девицей.

      – Маленькая сучка. Уж не везет так не везет. Что случилось?

      Женщина пожала плечами:

      – Я подготовила ее для него. Пошла в дом, чтобы принести еще свечей, но перед этим она попросила положить ей в рот орешек-другой. А когда я вернулась… сами видите. Она еще теплая.

      Иисус выпрямился, но взгляд его задержался на лице девушки.

      – Похоже, ее кто-то задушил. – Он быстро огляделся по сторонам.

      – Я заперла за собой дверь, – спокойно ответила миссис Фиар. – Она подавилась орехом, вот и все. Мальчик не выходил из прихожей и никого не видел. Ему можно доверять?

      – Он всего лишь ребенок. Он ничего не слышал?

      – Стены толстые.

      Со свечой в руке Иисус принялся расхаживать по комнате. Миссис Фиар ждала, сложив руки и опустив глаза.

      Он указал на потолок, на гостиную наверху:

      – Я не могу себе позволить разочаровать Фрэнка Олдершоу. Только не его.

      – Полагаю, в таком виде девица его не устроит?

      – Что? Мертвая? – Он уставился на миссис Фиар.

      – Я же сказала, она еще теплая.

      – Ну конечно не устроит.

      – А он заметит?

      – Господь всемогущий, мэм, да… наверняка заметит. Он не настолько далеко зашел. К тому же для них все веселье – в борьбе. Поверьте, именно этим они потом хвастают навеселе. Этим, да еще кровью на простыне.

      – А вы уверены, что тут никак не изловчиться?

      Иисус покачал головой:

      – Борьбу изобразить невозможно. Да еще с таким-то лицом. Уверяю вас, ничего не выйдет.

      Миссис Фиар потеребила кайму своей накидки.

      – И что, вы скажете ему подождать?

      – Ему неймется, мэм. Он не привык, чтобы ему прекословили. Его пыл не остудить барнуэлловской шлюхой, даже подвернись она нам в такой час. Когда вы отыщете замену?

      – Через месяц, быть может. И все равно мне придется нелегко. Это не скоро забудут.

      – Он стоит больше всех остальных, вместе взятых. Но я не могу ему сказать, что она умерла. Придется объявить, что она испугалась предстоящего и растворилась в ночи.

      – Есть еще одно затруднение, – заметила миссис Фиар. – Что нам делать с… этим?

      Иисус обернулся и снова посмотрел на белое тело на белой кровати.

      Внезапно