Голоса эпохи. Избранная проза и поэзия современности. Том 2. Сборник

невысокого, коренастого, очень открытого, общительного, честного, и вдруг понял, что с ним хорошо и надёжно. Я увидел вдруг живого Матросова, понятного и близкого.

      Потом иногда я сам приходил к его памятнику и не скажу, чтобы с ним разговаривал, но общался – это точно. Однажды даже сон приснился, что через некое поле можно пройти, только миновав амбразуру огневой точки. И якобы через это поле все только таким образом и проходят.

      А пули свистят очень даже отчётливо. Страха нет, но как-то непонятно это и странно. Рядом стоит Матросов в рубашке с расстёгнутым воротом, как на снимке из уголовного дела, а на ногах у него – кирзовые сапоги, как отец на дежурстве в пожарной части ходил.

      Я спрашиваю:

      – А пулемёт стреляет по-настоящему?

      Матросов отвечает:

      – По-настоящему. Иначе зачем?

      – Но ведь так убьют?

      – И это всё, чего ты боишься? – улыбается Матросов.

      До сих пор до конца не понимаю тот сон. Хотя это тёплое дыхание стали у лица иногда вспоминаю. Помню отчётливо и то ощущение открытого пространства, и ту внутреннюю уверенность, что иной дороги нет и нужно идти только так.

      Книжку Журбы «Александр Матросов» я часто перечитывал. Моей настольной была та, квадратной формы, в коленкоровом переплёте. Матросова я считал если не членом семьи, то близким человеком как минимум.

      Переворот сознания наступил в 2000-х. Набирала силу версия Насырова, что Матросов никакой не Матросов, а башкирский татарин Мухамедьянов. И тут ещё в газету, где я работал, периодически стал заходить полковник О. Ф. Бондаренко. Олег Фёдорович искал в архивах материалы по своему отцу Снитину, а попутно выписывал в ЦАМО сведения о Матросове.

      Не знаю, кому как, но те разговоры с О. Ф. Бондаренко-Снитиным можно сравнить с эффектом бульдозера. Он перепахал меня.

      Особенно удивило то, что Днепропетровск, оказывается, вовсе не гордился своей ролью родины Матросова. И всё напоминало какую-то дешёвую оперетку.

      Олег Фёдорович не просто цитировал известный ответ директора музея Матросова из Днепропетровска В. Петрищевой от 16.08.1976 г. за № 114: «Первичными документами, подтверждающими, что Днепропетровск – родина Александра Матросова, наш музей не располагает». Нет, он предпринял и продолжение, буквально камня на камне не оставляя от моей веры в Журбу и его книгу. Вот его история, рассказанная в журнале «Ватандаш»:

      «Для того чтобы лично убедиться в том, что город Днепропетровск является (или нет) малой родиной героя, я сперва связался с директором музея, написав письмо, в котором задал несколько вопросов, касающихся самого героя, а также его родственников.

      Через пару месяцев пришёл ответ в форме личного письма за подписью Ж. В. Исаковой.

      “Уважаемый Олег Фёдорович!

      В ответ на Вашу просьбу отвечаю, что:

      1. Действительно, Саша родился в Днепропетровске 05.02.1924 г. Так было записано в анкете, на которую он отвечал, когда был маленьким мальчиком (5–6 лет). Анкета эта, очевидно, в архиве. В каком, не знаю. Возможно, в Ивановском детском доме, городе Подольске (военный