Дети мертвой звезды. Алекс Джун

в полуистлевшей одежде. На какой-то момент мне кажется, что я попал во временную петлю и вижу себя самого спустя несколько лет. Одинокая фигура, скрючившаяся на полу, даже после смерти сжимающая в костлявых пальцах книгу – «О дивный новый мир» Хаксли. Это кажется мне настолько смешным, что я громко хохочу. Смех Триксте-ра на обломках мира. А возможно, и обрядовый смех. Язычники хохотали на похоронах, скалили зубы, чтобы защититься от Потустороннего, когда Смерть приходила за душой покойника. Успокоившись, я склоняюсь над скелетом. Виделся ли ему утопический мир потребления раем? Или, наоборот, ещё более безумным, чем наш? Внезапно на меня обрушивается удушливая тоска. Возможно, я мог бы подружиться с этим человеком? Обсуждать с ним книги? Или он издевался бы над моим заиканием? Теперь уже не узнать. Я рассеянно беру со стола клочок бумаги и карандаш. Зажигаю пару стоящих тут же немного оплавленных свечей. Мне безумно хочется рассказать вам об этом умершем человеке. Но что я ещё о нём знаю, кроме того, что он любил книги? Делает ли это его хорошим и достойным? Я осматриваю комнату, но больше не нахожу ни единой зацепки, – старые вещи, мусор, крысиный помёт. Я поднимаю с пола какую-то пыльную тряпку и накрываю тело. Мертвецы всё же нервируют меня. Я снова разглядываю книги – здесь собрано всё подряд, от пошлых любовных романов до энциклопедий. Возможно, стоит выбрать лучшие и взять с собой в поезд. Главное, чтобы мои попутчики их не испортили. Я медленно провожу пальцами по грязным корешкам и чувствую себя гораздо спокойнее. Мог бы наш поезд стать библиотекой на колёсах? Кажется, эта идея не лишена смысла – собирать ценные книги во всех встречных городах. Книги лучше безумных девиц. Воздух всё так же насыщен тишиной, я закрываю глаза, и мне кажется, что мёртвые писатели прошлого пытаются дотянуться до меня своими призрачными руками. Это вселяет необъяснимую надежду. Только на что? Пару часов я ищу утешения в грязных томах: открываю книги наугад и выписываю на клочок бумаги понравившиеся мне фразы: «Если вы собрались бороться со злом, но уподобились ему, то вы потеряли душу. Не бывает священных войн. Святы лишь любовь, добро и милосердие. Убийство даже ради высшей цели есть зло». От этого приятного занятия меня отвлекает скрип двери. Я оборачиваюсь и вижу на пороге Эй. Она слегка покачивается. Молнией меня пронзает мысль, что она, возможно, ранена или больна. Я вскакиваю с пола, но тут же замираю, заметив в её руках полупустую бутылку. И где она её только раздобыла? Я ненавижу алкоголь, ведь он стирает последние остатки разума и человечности у пьющих его людей. Мне казалось, что этот продукт кончился в нашем мире гораздо раньше всех прочих – им дезинфицировали и тело, и душу. Теперь качественный заводской алкоголь воистину реликвия. Остались лишь мутные бражки – жуткая отрава. Я вспомнил, как дед рассказывал, что сосед ставил брагу на мышах. Наверное, именно этот факт отбил у меня желание пробовать что-то подобное.

      Эй бесцеремонно вваливается в комнату, окидывая меня взглядом, полном желчи.

      – Думаешь,