В алмазной крошке росы…. Иоланта Ариковна Сержантова

простынях подле скандальной трезвомыслящей супруги. Вот с неё-то всё и началось…

      Впрочем, довольно, о людях не так занимательно, как про котов. Увы.

      От чувств-с…

      Коль оглядеться по сторонам со вниманием, делается ясно, что мы-таки не творцы, и не умеем сочинить ничего нового, но лишь выбираем из предложенного Природой и Провидением. Изо всех талантов, коими награждает судьба, главный – внимать жадно, не привередничая с благодарностью принимать подарки, с радостью и трепетом откликаться на них, ибо в горсти пыльных бусин и пуговиц, вполне может отыскаться ожидающая своего часа драгоценность.

      – Ба! Это то, что я подумал?!

      – Ой, да бери себе, коли нравится.

      – Так это же…

      – Бери-бери, не задумывайся. И положи сразу в рюкзак, чтобы не забыть.

      – Да про это, захочешь – не позабудешь…

      – Придя домой, я с жаром доморощенного мастерового портил то, что получил тогда от бабушки, а после и вовсе – проел, но знаю, она не пожалела бы ни минуты о судьбе своего подарка, так как я научился у неё главному: легко расставаться с вещами и тяжело – с людьми.

      – А что там было?! Дорогое что-то?

      – Недешёвое. Две пары старинных золотых часов, украшенных серебряным узором и рубинами.

      – Ничего себе…

      – Это вещи. Всего лишь.

      В юности откровения старцев мы приемлем с благосклонной улыбкой, прощаем их чудачества, наблюдаем за ними несколько свысока, отстранённо. Причина той небрежности – наша уверенность в собственном бессмертии, а дарованная старикам простота чудится нам вымыслом, сказкой, для услаждения слуха и провождения времени в никуда.

      Кажется – чего уж проще: ценить жизнь, но умение то, ежели и приходит, то не враз, не всякому. Горе ли, радость тому причина, но едва начинаешь дрожать над каждою минутой, жалеешь бытность на сон, либо пустое, на пустяки и глупцов… и ты уже, кажется, выучил урок жизни и готов отвечать…

      А хочется ещё посидеть за партой, пропустить несколько вперёд себя по списку в журнале вечности, послушать, что скажут, как и чем ответят они.

      …Ночь чернит ветви кроны, рассвет, покрывая их розоватым – меднит усердно, они же, посеребренные полднем, затёртые ветрами до блеска, залитые эмалью сини небес, манят взоры, туманят их собственной прелестью.

      Снимая нагар червяков соснового пилильщика8 с молодых побегов сосны, как со свечей, соловей неодобрительно поглядывал в мою сторону. Сколь долго ему ещё мельтешить, прежде, чем я соизволю распахнуть окошко?! Впрочем, нам претит быть помехой. Довольно и того, что замеченные друг другом, мы с соловьём дорожим тем вниманием до дрожи, кой передаётся округе, отчего та тоже трепещет, и от трепета того скатываются с травы наземь росинки, мочат у стройных стеблей, будто слезами. А те ж случаются не токмо от расстройства, не по причине горя, но и от чувств-с, что сплелись между собой и тесня вдох, дают-таки жизни знать, как прекрасна, в самом деле, она.

      Веретеница

      Веретеница

8

Обыкновенный сосновый пилильщик (лат. Diprion pini)