Собрание сочинений в шести томах. Юз Алешковский

на стопроцентную успешную операцию на открытом сердце.

      Всего-то делов, но я действительно успел в тот раз вытащить обе ноги с Того Света, что, ей-богу, было еще удивительней, чем миг моего зачатия, поскольку…

      Честно говоря, если бы я имел в 1929-м какую-нибудь информацию об условиях жизни на Земле и если бы от меня лично зависело, быть или не быть, то… не знаю, какое принял бы я решение. Впрочем, несмотря на справки об ужасах земного существования, о войнах, геноцидах, мерзостях Сталина и Гитлера, диком бреде советской утопии, террариумах коммуналок и т. д. и т.п., все равно я успел бы завопить: БЫ-Ы-Ы-ЫТЬ! – чтобы меня не обогнала какая-нибудь более жизнелюбивая личность. Возможно, это была бы спокойная, умная, дисциплинированная, прилежная, талантливая, честнейшая девочка, меццо-сопрано или арфистка, о которой мечтали бедные мои родители.

      Одним словом, сегодня, как всегда, сердечно славословя Бога и Случай за едва ли повторимое счастье существования, я горько жалуюсь и горько слезы лью, но, как бы то ни было, строк печальных не смываю; жену, детей, друзей и Пушкина люблю, а перед Свободой благоговею.

      Понимаю, что многого не успел совершить, в том числе и помереть. Не знаю, как насчет остального, например, хорошей натаски в латыни, греческом и английском, а врезать в свой час дуба я всегда успею.

      Поверь, Читатель, в чем-в чем, а в таком неизбежном деле ни у кого из нас не должно быть непристойной и истерической спешки.

ЮЗ АЛЕШКОВСКИЙ

      Опыты на герое

      Не знаю, есть ли в истории литературы еще такой случай. Да, конечно, многие классики по 20 лет мурыжили свои сочинения. Переписывали, дописывали, шлифовали, полировали. Мне лично в принципе непонятен такого рода писательский труд – замысел, поиск выразительных средств (а-у-у!), трудности с реализацией задуманного и прочая. Зато легко могу себе представить, что некто способен накатать полифонический роман в кратчайшие сроки, следуя при этом некоему своему особому состоянию мыслей и чувств, не чуя, так сказать, рук и ног, несясь лихорадочно вместе со своими героями по волнам судьбы – так, как будто за ним гонится черт. Еще легче представить себе возможность создания короткого произведения – на одном дыхании и «продиктованного свыше».

      Но вот такой случай – казус нового «Николая Николаевича» – мне кажется явлением в литературе исключительным. Переписано автором блестящее, стопроцентно состоявшееся произведение, изданное на многих языках, имевшее огромный успех, для многих – главное произведение автора. Произведение, в котором он впервые предъявил читателям свой неповторимый стиль повествования и мышления, свой метод, свою философию жизни и одного из самых дорогих его сердцу героев. Монолог-исповедь бывшего вора-карманника Николая Николаевича, по страсти и по стилю потрясает с первых фраз. В этом мини-романе Юз впервые заговорил своим неповторимым языком, а читатель впервые окунулся в эту стихию свободы слова