Босс, покажите торс!. Далиша Рэй

не хворают и плохо им не бывает? Они, как ниндзя, от всего отбиваются и отмахиваются своей заколкой?

      Захожу в подъехавший лифт, но не успеваю нажать на кнопку – следом вваливается белобрысая самурайка.

      – Надеюсь, у тебя машина с водителем? За руль тебе не стоит садиться в таком состоянии, – заявляет как ни в чем не бывало. И кривится, рассматривая мое лицо в ярком лифтовом освещении. Подается вперед и будто ощупывает его глазами. А у меня опять, блядь, опять вздымается только что опавший хер!

      Отшатываюсь от нее. Откидываюсь затылком на стенку лифта и закрываю глаза – приеду из травмы и позвоню Анжелке. Так больше не может продолжаться, надо потрахаться как следует, и все пройдет.

      – Нет у меня водителя, – отвечаю сквозь зубы. – Сам за руль сяду. А ты отстань от меня, Вересаева.

      – Ну нет, нельзя за руль. Вдруг у тебя перелом пластинки решетчатой кости? Он может привести к истечению спинномозговой жидкости, и есть риск развития абсцесса мозга, – весело сообщает стервозина и выхватывает из моей руки ключи от машины. – Я тогда за руль сяду. Не волнуйся, смазливец, я хорошо вожу, – ловит мой недоверчивый взгляд, когда я все-таки плюхаюсь на пассажирское сиденье, а она устраивается за рулем. Спорить с ней уже вообще не охота.

      Несколько секунд рассматривает панель управления, потом уверенно заводит двигатель и рулит к выезду с парковки. Пока роллетные ворота со скрежетом ползут вверх, поворачивается ко мне и вдруг улыбается:

      – Не переживай за свою красоту, доберемся до больнички, и Василич тебе нос так вправит, что еще лучше станет.

      Я смотрю на ее веселое лицо и спрашиваю, вспомнив слова этого самого Василича:

      – Так значит, ты у нас старая дева, бегающая от мужского внимания, Вересаева?

      Улыбка ее мгновенно вянет.

      – Вообще-то, я замужем была. Так что про старую деву – это твои эротические фантазии, Ланской.

      Отворачивается и дальше смотрит только на дорогу.

      16

       Амалия Вересаева

      Бедный Дима, какое у него делается лицо, когда мы добираемся до приемного покоя!

      В тесном помещении с крашенными серой масляной краской стенами и вытертым деревянным полом яблоку негде упасть. Разбитые, окровавленные лица, сломанные руки, хромающие ноги и густая, всеобщее-страдальческая атмосфера.

      Глядя на эту толпу калечных и увечных, ожидающих приема, смазливец бледнеет и, кажется, собирается удрать.

      Ну да, великовозрастный мальчик-мажор, родившийся с золотой ложечкой в ротике, это тебе не ВИП-приемная частной клиники и не чудо-больничка в Европе, где ты привык лечиться.

      Зато тут специалисты такого уровня, что вашим гейропам и не снилось. Через руки того же Василича за смену травмированных проходит больше, чем у частноклиничных докторов за месяц. Он в своем деле бог, причем сразу и отец, и сын, и святой дух.

      – Блядь, надо было сразу в частную клинику ехать, – бухтит смазливец и разворачивается разбитым носом в сторону выхода.

      – Стоять! – ловлю