Испытание волхва. Вадим Иванович Кучеренко

радеющий, жизнь им дающий и отнимающий, услышь молитву мою тебе!

      И она вторила ему:

      – … молитву мою!

      Голос, который она слышала в своей голове, теперь звучал извне, наполняя капище.

      – Велес, велемудрый, ты венец делу всему и жизням земным. Обращаюсь к тебе с просьбой призреть чадо, отошедшее к тебе не по своей воле, не по твоему желанию. Наречена была при рождении Машенькой, из рода гусиного, в образе птичьем. Будь к ней милостив!

      – … будь милостив! – повторяла старуха, и чувствовала, как боль перестаёт терзать её, отпускает.

      – Пусть наполнится душа моя радостью от сотворённого тобою, ибо молитва моя совершается с сердцем чистым и помыслами светлыми.

      – … с помыслами светлыми!

      – Благослови, Велесе, пусть будет так!

      Жрец смолк, и бабка Матрёна тоже. Слезы опять текли по её морщинистым щекам, но они приносили ей уже не страдание, а успокоение. Словно Бабка Матрена выполнила свой тяжкий долг, и освободилась от гнетущей её душу тоски.

      А капище наполнял аромат можжевеловой ветки, которую поджёг жрец, куря фимиам богу Велесу. Слабый дымок, слегка дрожа, поднимался вверх, а это значило, что языческий бог принял подношение, и уже не надо ни о чём беспокоиться…

      Это сказал бабке Матрёне Олег, когда провожал её домой. После обряда она отказалась встречаться с Мариной, попросив:

      – Ты не говори ей, что я приходила, а главное – зачем. Я знаю, она меня не осудит, а всё же…

      И, помолчав, добавила почти виновато:

      – И никому не говори. Всё-таки отец Климент брат мне. Что люди подумают?

      – Я понимаю, Матрёна Степановна, – сказал Олег. – Это останется нашей с вами тайной, обещаю. Но всё-таки позвольте вас проводить. Так мне будет спокойнее. Уж очень вы бледная.

      И в самом деле, бабка Матрёна после того, что пережила в капище, чувствовала себя не очень хорошо. У неё ослабели ноги, и голова кружилась, а перед глазами плыла туманная дымка. И всё же она не жалела о своём поступке. Теперь душа её была умиротворена, а это казалось ей важнее, чем всё остальное, и даже собственное здоровье. Страдания плоти ничто перед душевными муками. Бабке Матрёне понадобилось прожить долгую жизнь, чтобы прийти к осознанию этого. И она была рада, что поняла это прежде, чем оказалась на смертном одре, когда изменить что-либо будет уже невозможно.

      – Проводи, коли хочешь, – согласилась она после недолгого раздумья. – Но только до оврага. От него до дома рукой подать, дальше без провожатого доберусь.

      На том и порешали.

      Из дома они вышли по-прежнему никем не замеченные. Марина, наконец укачав плачущую малышку, прикорнула рядом с ней, а Тимофей бдительно охранял их покой, не отходя ни на шаг от двери. Требуя тишины, он даже воронам строго-настрого запретил каркать, и те не издали ни звука, когда хозяин Усадьбы волхва со своей гостьей направились к калитке в ограде. Поэтому обычно всеведущий Тимофей на этот раз ничего не узнал, пав жертвой собственного деспотизма.

      Олег