Римская сага. Том V. За великой стеной. Игорь Евтишенков

халата был поднят и огибал её шею ровной плавной линией, подчёркивая контуры лица. «Драгоценная птичка в золотой клетке», – подумал Лаций. Девушка подняла веер и сделала знак евнуху. Тот сразу принёс ей длинный инструмент с несколькими струнами.

      – Спойте мне ваши песни, – попросила она, и Павел с Зеноном стали петь то, что выучили во время перехода в столицу. Минфэй подыгрывала им, находя правильные звуки, и вскоре они уже пробовали петь вместе. Лаций скучал и молчал.

      Через несколько дней девушка стала расспрашивать их о хунну и Парфии, Азии и Риме. При этом, слушая рассказы Лация или Павла, она рисовала какие-то знаки на длинных полосах бумаги, которые привлекли внимание Лация больше, чем пустые разговоры о непонятной ему гармонии.

      – Красота всегда связана с силой тела и гибкостью ума, – ответил ей однажды Павел, когда Минфэй задала вопрос о том, что такое красота. – Сильный человек подобен большому высокому дереву, но сильный ветер может сломать его. А умный человек похож на травинку, ей ветер не страшен, но любое животное может наступить на неё или съесть, – с вдохновением рассказывал он, польщённый её вниманием. Поэтому важно быть сильным и гибким…

      – А у нас красота – это гармония четырёх начал, – ответила Минфэй. – Первое – это ритм. Вот этот семиструнный цисяньцинь помогает понять весь мир и всех людей. Он отражает струны их души. Второе – это понимание символов и красок природы. Для этого надо уметь рисовать и читать картины других. Третье – это гармония. Гармония помогает воспринимать каждый день по-новому и находить в нём что-то новое. Этому учит каллиграфия. Мы учимся писать с детства. Четвёртое – это умение думать, рассуждать. Мысль бесконечна, она не может прерваться или остановиться. Чтобы понять это, надо постоянно вести её между двумя противоположными силами, которых в природе очень много.

      – И это всё должен уметь мужчина? – не выдержав, спросил Лаций.

      – Нет. Зачем? Мужчине не надо владеть красотой. Ему надо владеть женщиной, – с наивной улыбкой, как будто учила его прописным истинам, ответила наложница.

      Возвращаясь вечером в комнату, Лаций называл её ханьским Цицероном, на что Павел и Зенон с жаром возражали, что он не чувствует её слов и мыслей, которые похожи на прекрасных птиц в голубом небе.

      – Да я половину слов не знаю, которые она говорит! – возмущался он и с раздражением спрашивал: – И знать не хочу. Зачем они мне? Они вам, что, петь помогают? Тебе хорошо, у тебя цепей на ногах нет. Можешь с места на место ходить. А для меня это тяжело.

      – Ты прав, – соглашался Павел. – Вот, один из евнухов сказал, что у неё «рот, как водопад», а для меня она звучит, как горный ручей…

      – Замолчи, ты, ручей! – не выдержал Лаций. – И так тяжело!

      – А мне не очень тяжело, – неожиданно вставил Зенон и покраснел. – Она такая добрая и красивая…

      Павел