Тирания веры. Ричард Суон

Видит Нема, я предостаточно ей плачу.

      Сэр Конрад в ответ проворчал:

      – Ваш сын, князь Гордан, тоже велел мне обратиться к ней.

      Император откинулся назад и чуть улыбнулся.

      – Так ты видел его?

      – Мы встретились к востоку от Баденбурга, государь, где он вел на север Шестнадцатый Легион.

      – Хорошо, – сказал Император. – Ведь он отправился в поход по твоей милости. Впрочем, мы к этому еще вернемся. А сейчас расскажи мне о других твоих спутниках. – Он обратил свое внимание на сэра Радомира и Брессинджера. – Может быть, вы уже подниметесь с пола?

      Оба вскочили, как марионетки, которых дернули за ниточки.

      – Это сэр Радомир Дражич, бывший шериф Долины Гейл, ныне мой второй пристав.

      – Рад встрече, сэр Радомир. Твой город сильно пострадал по вине одного из моих маркграфов, и я приношу тебе свои извинения.

      Шериф открыл было рот, но не смог произнести ни слова и начал задыхаться, как рыба, вытащенная из воды.

      Император, давно привыкший к подобным реакциям и уставший от них, хмыкнул.

      – А это кто?

      – Дубайн Брессинджер, государь, мой первый пристав.

      Император посмотрел на Брессинджера. Затем чуть сощурился.

      – Мы прежде встречались? – спросил он.

      – Нас никогда не представляли, ваше величество, – ответил Брессинджер. – Но я несколько раз оказывался в вашем присутствии. Я уже много лет служу сэру Конраду приставом.

      – Верно, – сказал Император. Он кивком указал на левую культю Брессинджера. – Ты лишился руки.

      – Да, ваше величество.

      – Как это случилось?

      Брессинджер откашлялся.

      – В Долине Гейл, ваше величество. В схватке с воином маркграфа Вестенхольца.

      – Ты убил его?

      – Его и еще нескольких.

      Император снова глянул на Вонвальта.

      – И ты не счел нужным посвятить этого человека в рыцари?

      Сэр Конрад замялся.

      – Государь, не подумайте, будто я считаю, что он не достоин этого. Однако в прошлом Дубайн уже отказывался от такой чести.

      Император воззрился на Брессинджера.

      – Ты верен сэру Конраду.

      – До гробовой доски, ваше величество.

      – Однако ты отвергаешь благосклонность Империи и все, что она символизирует?

      Брессинджер съежился. В трактире, влив в себя несколько кружек болотного эля, он мог горячо, в самых нахальных выражениях осуждать Аутуна и сетовать на захват его родной Грозоды. Но перед лицом Императора он оказался столь же кроток и жалок, как и все мы.

      – Я…

      – Несомненно, твоя обида на нас порождена Рейхскригом? – прервал его государь.

      Я с растущей тревогой переводила взгляд между Вонвальтом, Брессинджером и Императором. Никто из нас не ожидал такой прямоты. В тот миг я не сомневалась: Дубайн сейчас лишится головы.

      – Ваше величество, я…

      – Я не допущу, чтобы среди моих подданных ходили толки, будто их властитель не ценит