Смоляной дневник. Артур Постинин

– не просто цифра, а общение с незнакомцами, хоть и изредка, но все же привносит неожиданный взгляд на вещи.

      – Большую часть своей жизни я занимался тем, что продавал философию, торговал идеями, обменивал мудрость на деньги. А, что такое деньги – лишь посредник, абстрактное воплощение ценности. Иными словами – та же идея.

      Корнелий засмеялся. На миг мне показалось, что я слушаю монолог безумца. Он самозабвенно продолжал:

      – Однако, эта идея столь успешно включена в процессы хозяйствования и обмена, что кажется, будто она и есть самая его суть. Но это не так, во всяком случае для человека, который имел в своей жизни дело приличным количеством денег.

      На этих словах Корнелий стал предельно серьезен – весь его дзен вмиг испарился.

      – Проблема в том, что в случае с деньгами количественный фактор не играет вообще никакой роли. Придет время, и вы сами поймете это – большее количество денег не дает лучшего понимания процессов, в которых сами деньги лишь средство обмена.

      Искривленные губы Корнелия светились озорством. И где-то в глубине, за сухими экранами глаз, мерцали искры иронии.

      – Возможно, вам доводилось встречать богатых людей, которые понятия не имели, как им удалось насобирать столько денег? – с едва уловимой усмешкой сказал он. – Или финансовых экспертов, чьи прогнозы не точнее предсказаний гадалки. Иными словами, деньги – просто средство, которое служит одной лишь утилитарной цели, и ничего большего за ними не стоит. Сами по себе они не говорят ничего о своем пользователе, еще менее они свидетельствую о талантах, силе интеллекта или воображении человека, который вовлечен в интенсивный обмен крупными суммами. Деньги даже по-настоящему не принадлежат человеку. Хуже того, они неизбежно отвлекают от самого главного – понимания. А ведь понимать гораздо приятнее, чем покупать и продавать.

      На его лице засияла умиротворенная улыбка.

      – Я не вполне понимаю, что вы пытаетесь сказать, – насторожился я.

      – Ох, простите меня, молодой человек, – одернул себя Корнелий. – Я недостаточно хорошо постарался быть понятым.

      Он говорил смущенно, будто стесняясь своей мечтательной отстраненности. Было странно наблюдать смущение пожилого человека. Это смущение обезоруживало.

      – Я хотел сказать, что когда-то я мыслил за деньги, размышлял денег ради или, если угодно, мыслил деньгами. И все мое мышление попало под зависимость от этой идеи. Этот абстрактный посредник подчинил себе мое мышление. Я начинал думать, лишь когда мог обналичить мысли. Если деньгами не пахло, я даже не затруднял себя размышлениями. Но затем в мою жизнь пришло волшебство.

      Его лицо светилось.

      – И я освободил свое мышление. Так сказать, выпустил на свободу мысли.

      Корнелий секунду помолчал, будто собираясь с мыслями. Беглые мысли, кажется, более не подвластны ему, и загнать их назад в голову дряхлому старику было уже не под силу.

      – Может быть, я заблуждаюсь, – продолжал он вкрадчиво. – Но мне показалось, будто вы сейчас