Ноттингем. Лина Винчестер

те же друзья.

      Прочистив горло, Фелисити перетаптывается с ноги на ногу.

      – И он от них не в восторге.

      Это вызывает у меня смешок.

      – Чушь.

      Ее аргументы убивают мои нервные клетки. Фелис могла бы попросить о помощи меня, только вот ей нужно не это, она хочет проводить время с Каллумом. Как много времени нужно девушке, обделенной мужским вниманием и родительской заботой, чтобы запасть на красивого парня, говорящего то, что она хочет услышать?

      – Надеюсь, ты помнишь, что Каллум мой бывший? И то, что он дарит тебе цветы и плюшевых мишек, – это как минимум неправильно.

      – Ты его любишь?

      – Что?

      – Ты любишь Каллума?

      – Н-нет, – отвечаю я, слегка запнувшись. Но не потому, что сомневаюсь, а потому, что разговор с Фелис удивляет меня все больше с каждой ее брошенной фразой.

      – Если ты его не любишь и не хочешь быть с ним, что плохого в том, что я буду с ним дружить?

      – Вопрос, конечно, логичный. Но как насчет женской солидарности?

      – Но если Каллум тебе не нужен, а нам нравится проводить время вместе, то, может, тебе тоже стоит проявить женскую солидарность и позволить нам общаться? Что плохого в том, что он поможет мне стать лучше и полюбить себя? Мне всю жизнь указывают, что делать. И вот когда я приехала сюда и подумала, что могу сама принимать решения, ты указываешь мне, что делать.

      – Фелисити. – Прикрыв веки, я складываю ладони вместе и делаю глубокий вдох, изо всех сил стараясь не сорваться, чтобы не накричать на нее. – С тобой очень сложно вести диалог. Скажем так: если не хочешь конфликтовать со мной, тебе лучше держаться от Каллума подальше. И ради бога, что бы ни произошло, ни за что и ни при каких обстоятельствах не шли ему интимные фото.

      Фелис долго смотрит на меня. Постепенно ее большие карие глаза наполняются слезами, и мне становится стыдно. Сама не знаю за что. Возможно, все дело в жалости к Фелисити и ее истории, к тому, что она впервые почувствовала свободу и возможность быть обычной школьницей, не находящейся под гнетом непрерывной травли. Наверняка сейчас в глазах Фелис я выгляжу как злобная Реджина Джордж из «Дрянных девчонок». Господи, я что, действительно чей-то антагонист?

      – Ты ведешь себя прямо как мой отчим! – внезапно выпаливает она и драматично убегает в сторону крыльца дома Сойера.

      А я пытаюсь понять, по каким параметрам Фелис сравнила меня с абьюзивным козлом, который много лет отравляет жизнь ей и ее матери. И это звучит намного хуже, чем Реджина Джордж.

      – Райли, – зовет мама, выйдя на крыльцо. – Посуда ждет.

      Убираясь на кухне, я снова и снова прокручиваю в голове разговор с Фелисити. Неужели Каллум ее настолько обработал? Так быстро? А он хорош.

      Угрозы о том, что он сделает из Фелис новую версию меня, совсем не пугают. Меня больше волнует, что ослепленный азартом Каллум действительно может перейти черту и разрушить что-то по-настоящему важное для меня. А еще он разобьет сердце Фелис, у которой наверняка психологическая травма из-за отчима и идиотов-одноклассников.